Подавленное состояние Михаила Дмитриевича усугублялось окружавшими его непониманием и интригами. Он не без оснований жаловался на одиночество. Очень отрицательно сказывалось на нем отсутствие верной и умной подруги жизни, хотя сам он по-прежнему энергично доказывал, что военный человек должен оставаться холостяком. Его начинают посещать дурные предчувствия, приходят мысли о близкой смерти. О его настроении в эти последние дни жизни можно судить по тому, что он говорил генералу М.Л.Духонину: «Умирать пора… Один человек не может сделать более того, что ему под силу… Я свое дело выполнил, и далее мне не идти вперед, а назад Скобелевы не пятились. Теперь мудреное время, и мне остается разве только «размениваться». Раз я вперед идти не могу — чего же жить?»
В этом неприятии жизни без великих дел, без подвигов — весь Скобелев. На чем он теперь отводил душу, так это помощь нуждающимся учащимся Минска, почетным гражданином которого он был единогласно избран, и нуждающимся нижним чинам его корпуса. Еще при жизни отца он, сам живя скромно, материально поддерживал многих. Став же после смерти отца богатым человеком, он расширил эту деятельность, внеся в нее свойственную ему систему. Все свое жалованье корпусного командира он приказал «отчислить в особую запасную сумму», которая целиком шла на пособия, причем не раз подтверждал, чтобы «просящим о пособии никогда отказа не было».
В мае 1882 г. Скобелев совершил последнюю поездку в Париж. Важных событий на этот раз не произошло. Связанный приказом не произносить политических речей и не выступать в печати, Скобелев, однако, в частных беседах, как писал встречавшийся с ним здесь де Вогюэ, продолжал критиковать правительство. В Париже он вновь виделся с г-жой Адан. После возвращения его встретил в Москве В.И.Немирович-Данченко. По словам писателя, он снова был бодр, весел и, как всегда, полон планов и проектов. Высказавшись о переживаемых страной трудностях, он именно тогда произнес цитированные выше слова: «А все-таки будущее наше. Мы переживем и эту эпоху… Не рухнет Россия». Вера в светлое будущее России никогда не покидала Скобелева.
С удвоенной энергией взялся Михаил Дмитриевич за работу по боевой подготовке своего корпуса. Более чем когда-либо он был уверен в близости столкновения с Германией. В июне он инспектировал кавалерийскую дивизию и приказал драгунскому полку вплавь преодолеть реку Супртиль, приток Наревы. Полк замялся. Командир тоже усомнился: не перетонули бы. Тогда Скобелев, взяв первую попавшуюся солдатскую лошадь, переплыл реку в оба конца, после чего сказал: «Видите, братцы, как делается. Теперь сделайте то же самое». Полк совершил переправу без потерь. Итогом этих учений явился приказ по корпусу от 15 июня. Это был последний приказ Скобелева, ставший как бы его военным завещанием. В конце июня г-жа Адан получила письмо от некоего капитана Л. К письму была приложена приписка генерала: «Не думайте, сударыня, что я этим совершил какой-либо особенно геройский подвиг; я только стараюсь подготовить армию к великой борьбе, день которой скоро наступит. Я исполню свою роль, если буду жив… Мрачные предчувствия меня осаждают».
В последние месяцы жизни Скобелев часто ездил из Минска в Москву, где останавливался в «Славянском базаре» или в гостинице Дюссо, а иногда у Ивана Ильича Маслова. Он был крестником еще деда Михаила Дмитриевича, почти воспитанником Скобелевых, которым был обязан всем. Он очень любил Михаила Дмитриевича, был с ним на ты, называл его Мишей, а тот, в свою очередь, доверял ему безгранично. Маслов вел все дела Скобелева.