Характеристика здоровья и физического состояния Скобелева, содержащаяся в записках доктора О.Ф.Гейфельдера, как будто бы подтверждает закономерность подобного исхода. При первом знакомстве Скобелев не показался ему физически крепким человеком. Мысль эта долго занимала доктора, и при первой возможности он подробно исследовал генерала. Вот его антропологически точное описание: «Он был высокого роста, стройного телосложения; скелет скорее мелкий, чем крупный, широта плеч не особенно развита (что при погонах или эполетах не так бросалось в глаза)… Пульс у Скобелева был слабоват и мелкий и соответственно тому деятельность сердца слаба, и звуки сердца, хоть и частые, глухие. Этот результат дал мне основание заключить… о слабой мускулатуре сердца». Еще раньше, после контузии, полученной под Плевной, о необходимости беречь здоровье Скобелева предупреждал доктор Алышевский. Не слишком крепкое здоровье, которое к тому же Скобелев не берег (он никогда не лечился и не отдыхал), а также постоянная внутренняя борьба, связанная для него с необходимостью поддерживать свою репутацию белого генерала, который не боится врага и от которого отскакивают пули, конечно, вела к ускоренному износу организма. Прибавим к этому, что он вел жизнь, о которой Е.В.Тарле верно писал: «Жег свечу с двух сторон». При сопоставлении с этими фактами и заключениями врачей может показаться заслуживающей доверия версия, что причиной смерти Скобелева послужила сама обстановка римской оргии, чрезмерное сексуальное возбуждение в сочетании с алкоголем. Но многое говорит и против этой версии.
Мы неоднократно имели случай наблюдать огромную физическую выносливость Скобелева, сутками не покидавшего седла и полностью восстанавливавшего силы за несколько часов сна. Это не может не противоречить заключению доктора Гейфельдера. Он и сам указывал на эти качества генерала: «Впрочем, у него была такая эластическая натура, что от всех впечатлений он весьма быстро поправлялся». Постоянно наблюдая Скобелева, он констатировал только нарушения работы желудочной системы, вызванные неправильным питанием. Так что от факта, что Скобелев не обладал железным здоровьем, до его смерти в сравнительно молодом возрасте в результате остановки сердца еще далеко. Поэтому, не исключая первую версию, следует допустить и вторую: Скобелев умер не своей смертью. И современники, в своем подавляющем большинстве, не верили в естественность его смерти.
А мнение автора? — с полным основанием спросит читатель. И главное, что говорят документы?
Автору дело тоже представляется в таком свете. Произошло убийство. Политическое убийство. Доказательства? Есть, во-первых, пусть и не бесспорное, физическое, медицинское подтверждение: сразу после смерти лицо Скобелева приобрело необычно желтый цвет и покрылось синими пятнами, какие бывают при отравлении некоторыми смертельными ядами. В пользу этого вывода говорит и убеждение самого Скобелева, которое он не раз высказывал близким людям: «Я знаю, что мне не позволят жить…» И еще: «В одном я убежден, что умру не сам. Не вследствие естественных причин… Есть не одни предчувствия на это».
Определенность, с которой высказывался Скобелев, не оставляет сомнений в том, что он ждал насильственной смерти и знал, что враги ее готовят. К сожалению, он никому не открыл, откуда он ждал покушения, кому так нужно было его устранить. Единственным методом, позволяющим сделать близкие к истине предположения, является постановка старого, как мир, вопроса: «Cui bono?» Кому выгодно? Логичный вывод, сразу сужающий круг поисков, таков: это, во-первых, внешние враги, то есть, говоря прямо, Германия и ее агентура в России, и, во-вторых, самодержавие, для которого не были секретом антиправительственные планы Скобелева. Возникают, таким образом, две версии. Рассмотрим первую из них.
Мнение о том, что Скобелев пал жертвой германской ненависти, среди современников доминировало. Оно отразилось и в том же рассказе Куприна: «Пусть не болтают глупости, что умер он от пресыщения излишествами… Такие люди умирают на поле брани или от отравы. Вся Москва знала и говорила, что по воле Бисмарка поднесен ему был в бокале вина неотразимый яд и в час его смерти выехал из Москвы в Петербург специальный агент на экстренном поезде». Не будем придавать этим словам значение, выходящее за рамки того, чего можно ожидать от рассказа писателя-беллетриста. Но они, эти слова, правильно передают мнение общественности. Через пять лет князь Н.П.Мещерский (не путать с редактором «Гражданина» В.П.Мещерским, как это сделал В.Б.Вилинбахов) в письме К.П.Победоносцеву, комментируя последствия уже тогда сделанных решающих шагов в достижении русско-французского союза, высказывался: «Ни Россия, ни Франция не были уже изолированы. Скобелев пал жертвою своих убеждений, и русские люди в этом не сомневаются. Пали еще многие, но дело было сделано». Эта уверенность осталась в обществе непоколебленной. В 1916 г. ее выражал Е.Толбухов: «…сразу пошел слух, что смерть Скобелева неестественна, что он был отравлен. Это была чисто народная молва… Замечательно, что и в интеллигентных кругах держалось то же мнение. Здесь оно выражалось даже более определенно: назывались лица, которые могли участвовать в этом преступлении, направленном будто бы Бисмарком».