— Вниз! — скомандовал Святослав и первым бросился вниз по склону за улепетывающей Розой и ее приспешниками.
Я поспешил подняться, но оперся при этом на левую руку и тут же бухнулся на камень, — острая боль прошила все мое тело до самых пяток. Но падение это вызвало не только боль, но и освежающую злость. Уже вторая попытка оказалась удачной.
Сбегая с откоса, я увидел, как один из недобитых охранников, корчившийся возле «Land Rover(a)», направляет ствол на бегущего Вятичева. Я припал на колено, чтобы прицелиться, но Святослав, проносясь мимо, почти не глядя шмальнул в него, и тот успокоился.
И вновь я бежал, окрыленный, словно со стороны слыша свои собственные безумные развеселые выкрики:
— А уже беды их погнали: птицы крылатые под облаками летают, вороны часто грают, а галки своею речью говорят, орлы клегчут, а волки грозно воют, а лисицы на кости лают. Русская земля, это с тобой так, словно ты за Соломоном царем побывала!..
Мы промчались мимо черного джипа, на крыше которого распластался Гариф.
— Скорее… — прорычал он нам вслед, и мы прибавили прыти.
Расстояние между нами медленно, но сокращалось. Громадная Роза в сопоставлении с вовсе немелкими солдатами своей охраны казалась гигантской маткой термитов, раздутой от миллионов яиц, каждое из которых способно произвести на свет подобие своей родительницы. Я вновь упал на колено и дал несколько очередей по дальнему от меня бегуну, — он взлетел в воздух, точно подброшенный трамплином, крутнулся на месте, а своевременная поддержка огнем Вятичева вычеркнула его из списка живущих.
Последнего удалось добить у самой рощи. Его рубаха уже изрядно напиталась кровью, когда он вдруг круто затормозил, отшвырнул свой ствол и, упав на колени, принялся сколь ретиво, столь и косноязычно о чем-то молить, заверял, поди, что впредь будет хорошим мальчиком и ни за какие деньги более не станет обслуживать оголтелых паразитов. И где он набрался этих манер? Должно быть, усмотрел в какой-нибудь американской киноподелке. Но Святослав, видимо, как и я, меньше доверял американскому киноискусству, и очень хорошо понимал, что характер человеку дается один на всю жизнь.
С последним продажным воителем было покончено. Впереди оставалась сама Роза, которая ничуть не сбавила скорости передвижения.
Первая пуля прошила Розу насквозь, выдавив из нее забавный непродолжительный визг. Пуля разорвала сиреневый шелк, но поразительно, — крови почти совсем не было видно. Еще несколько пуль вошло в несущуюся напролом тушу… Да в любом другом случае человек бы уже истекал кровью. Не знаю, может быть, неохватное тело ее состояло из одного жира, и потому сквозные ранения не причиняли ей практически никакого видимого ущерба.
Несомненно Роза показала исключительный результат в пробеге достаточно длинной дистанции, но и ее силы, взбодренные исключительностью момента, были не безграничны. Она несомненно устала. Такой вывод явился сам собой, когда вдруг, потеряв на какой-то миг ориентацию, на всей скорости, со всего маху она вдруг врезалась в березовый ствол. Ствол подвернулся толстый и потому устоял (лишь только несколько листочков, кружась, спустилось сверху), а незадачливая бегунья (не упала, нет), а, постояв какое-то время так, навалившись на дерево, точно соображая что же с ней такое произошло, вдруг крутнулась на месте, привалилась к стволу могутной спиной (все горы и холмы ее тела судорожно вздымались, но в близоруких черных глазках страха или какого иного чувства было не больше, чем в мерцании компьютерного монитора) и вскинула на нас свой «УЗИ». Тут-то в последний раз закашлявший «АПС» Вятичева и освободил Розу от всех проблем, взваленных на нее жизнью.
Но нам некогда было задумываться о метафизических ребусах, мы должны были мчаться к черному джипу, на крыше которого остался наш раненый друг, ведь, если он был еще жив… помощь ему требовалась немедленная. Поэтому назад мы, похоже, уж просто летели. Там и здесь на нашем пути валялись дохлые Розины холуи в красных рубашках, напоминавшие отработанную и теперь непотребную бутафорию. Но, подбегая к черному «Mercedes(y) G-320», мы были ошарашены настолько, что ноги сами замедлили ход, и вот встали как вкопанные, — на крыше джипа не было никого.