Роза сидит в широком кресле (которое, впрочем, вовсе не просторно для нее) в глубине ложи и, то и дело обсасывая леденец на палочке, сузив и без того маленькие близорукие глазки, пытается рассмотреть что-то происходящее на сцене.
— Привет, мальчишки, — бросает она вошедшим, лишь на секунду оторвавшись от созерцания сцены. — Симочка (это обращение относится к Максиму), что-то они там выставили слишком много этих своих колонок. Я же просила, чтобы часть их убрали.
— Ну что ты, Пуся, — с готовностью отзывается Максим, — убрали ровно половину. Куда уже больше?
— Да? — наконец прекращает заглядывать за парапет Роза и всеми своими тучными телесами чуть разворачивается к Гарифу. — Как добрались? Успешно? — говорит она писклявым голосом, продолжая облизывать конфету, но теперь проделывая это с приметной долей устрашающей кокетливости.
— Да, без приключений, — Гариф изо всех сил ловчится выглядеть непринужденным, оживленным, а где-то — и куртуазным. — Что сегодня слушаем?
Роза не торопится с ответом. Она нецеремонно рассматривает его с нарочно плохо скрываемой иронией, чуть заметная сальная улыбка трогает ее толстые чувственные губы. Минутная пауза, за время которой на лбу у Гарифа выступает легкая испарина. Наконец Роза удостаивает его ответом:
— Группа «Разорви». Говорят, очень модно. Тебе они нравятся?
— Не уверен, что хорошо знаком с их творчеством… Они поют… что-то про колбасу, так?
— И про колбасу тоже, — жеманится Роза, обмахиваясь кончиком боа, — это их хит.
— Нет, Пусик, хит у них «Разорви меня судьба»… — пытается вставить слово красавец Максим.
— Помолчи, Симочка, — осаживает его Роза, — ты уже все сказал. Дай я с человеком поговорю.
В этот момент раздается учтивый стук, Роза отвечает: «Войдите!». Из-за двери ложи показывается половина немолодого мужчины в очках.
— Можно начинать? — спрашивает полчеловека.
— Через десять минут, — пищит Роза, и дверь закрывается. — Так вот, Гарик… Тебя так зовут, правильно?
— Можно и так.
— Гарик — это Игорь, верно?
— Нет не верно, — начинает раздражаться тот. — Меня зовут Гариф.
— Га?.. Гари-иф?! — восклицает толстуха таким тонким голосом, что он уже становится похожим на ультразвук. — Это что же за имя такое?
— Это татарское имя, — почти зло отвечает Гариф. — Неужели Максим об этом ничего не сказал?
— Сима! — взвизгивает, вскинув смоляно-черные брови Роза.
— Я думал это неважно… — испуганно оправдывается Максим.
— Как же «неважно»! Очень даже важно! Татары — моя любимая национальность. Честное слово, Гариф. Какая приятная неожиданность.
С этими словами она поддергивает и без того чрезвычайно короткий подол платья и не без труда закидывает ногу на ногу. Ноги жирные, складчатые, синюшные, без чулок. Растерянность на лице Гарифа граничит с отчаянием. И тут громадная Роза закатывается пронзительным верезжащим смехом, напоминающим визг пилорамы. Отсмеявшись, она извлекает откуда-то маленькую сумочку, сработанную из золотых колец, как кольчуга, из сумочки — пудреницу, тюбик помады, и, поправляя макияж, возвращается к болтовне:
— А что, Гариф, нравлюсь я тебе? Может быть, чуть-чуть полновата, но пословица говорит: мужчины не собаки, на кости не бросаются, — с этими словами она вновь всем своим неохватным телом разворачивается к Гарифу.
— Не могу сказать, что вы, Роза, краса ненаглядная, — просто отвечает он.
Максим, на протяжении всего разговора, как и Гариф, так и не успевший присесть, слыша такие слова, точно вытягивается в струнку и открывает рот, открывает довольно широко.
— Только вот не пойму, — продолжает Гариф, — зачем вам понадобилось так бездарно фиглярить? Этому нельзя поверить. Таких глупых людей просто в природе не существует. Но я, пожалуй, пойду… — он делает движение к выходу.
— Ты… Ты… Ты… — выдавливает из себя Максим, в оторопи не способный приискать ни нужного слова, ни действия.