(9) Загадочное изображение странного всадника (на ум невольно приходят и его апокалиптические коллеги с гравюры Дюрера, и другой, еще более дюреровский всадник — в сопровождении смерти и дьявола) появляется в раскраске, присланной Ульриху Дафной, и среди фотографий Риты, где оно представляет стрелявшего в Хельмута, с обложки книги, куда, в свою очередь, попало со случайно подвернувшейся писателю на глаза старой фотографии его жены, известного скульптора и фотографа Сесил Абиш. Фотография эта, несмотря на почетное и эмблематичное место в (и на) романе, по сю пору вызывает дружную неприязнь издателей, а подчас, как, например, в случае немецкого издания (о котором отдельный разговор — после написания «Сколь это по-немецки» все книги Абиша неукоснительно и оперативно переводятся на немецкий язык), и становится объектом препирательств — интересно, имеется ли она на обложке этой книги?
(10) Итак, по самому своему смыслу и замыслу «Сколь это по-немецки» — текст межкультурный, межнациональный; он вырастает на территории, определяемой дистанцией между Германией реальной и коллективной мифологемой Запада, Германией, какою ее представляет себе Америка, причем оптику восприятия этого расстояния осложняет еврейский глаз писателя-космополита. Посему нам остаются непонятны некоторые претензии американских читателей романа («Так сменил или нет Хельмут свою сексуальную ориентацию?», «Каковы отношения Паулы и Дафны?»), зато нам в отличие от них приоткрывается другой вопрос: если стремящаяся к беспамятству Новая Германия остается связанной с Третьим Рейхом, а с другой стороны — столь привычна на американский взгляд, не следует ли отсюда определенная близость этого самого Третьего Рейха и современных США? И чтобы довести эту мысль до конца, не побоимся все же поставить вопросительный знак: сколь немецки мы сами?
В. Лапицкий