— Нюхали американцы и англичане. Но у них пораженческие настроения.
— Какие?
— Болтают, будто мы бездарно воюем.
— Вы как полагаете?
— Примерно также.
— Значит, вам можно?
— Должен отдавать отчет себе и вам.
— Однако не спешили.
— Не видел оснований. Сейчас вам придется учесть.
— Спасибо. Что думаете о командире роты?
— Ральф Фокс — коммунист. Но, — Курт неодобрительно оскалил золотые зубы, — писатель.
— Вы правы: каждый должен заниматься своим делом. Но война — общее дело… У его солдат чистые котелки?
— Чистые. Второй день без супа. Среди французов нашелся алжирец, ночами ворует у франкистов хлеб и консервы.
— Как бы его самого не уворовали. Так вот: у них, повторяю, чистые котелки, замаскированные окопы, никто не натер ноги. Это перевешивает пораженческие настроения?
— Фокс дал мне американский журнал. Я прочту подчеркнутое.
— «Причина отступления заключается главным образом в неспособности необстрелянных бойцов милиции устоять против артиллерийской и воздушной бомбардировки на открытой местности, настолько открытой, что они часто являются мишеныо для пулеметного огня с самолетов на бреющем полете. Продолжительные бомбежки и артиллерийский обстрел в ужасающей степени уменьшают численность плохо организованных колонн. Колонны меняют позиции по своему усмотрению, и естественно, что продовольствие, патроны и санитарные машины часто не могут их найти. Они потеряли веру в существование высшего командования, военную организацию. Они совершенно деморализованы, они беспорядочно бегут. Отступающие бойцы испытывают стыд, но они также испытывают и голод. Были такие, которые не убежали бы, но одним, без патронов, им оставалось только присоединиться к отступающим».
— Веселенькая картина. — Вальтер подтянул ремень. — Он дал вам в надежде, что передадите мне. Так?
— Думаю, да.
— Разведку боем поведет рота Ральфа Фокса.
— Прошу разрешить разведку мне, — Курт встал.
— Необходимость?
— Я прежде всего отвечаю за разведку, потом — за контрразведку.
— Что прежде, что потом — решаю я. На войне, как известно, убивают. Давая задание, я обязан рассчитать до грамма…
— Как в мелочной лавке.
— Как надлежит в армии, на войне. Ладно, вы пойдете с ротой Фокса. Помогите, но не связывайте. Отвечает он… Постарайтесь захватить пленного. Я свяжусь с соседями, чтоб поддержали огнем. Фокс доложит мне, когда вернется. Вы займетесь пленным.
Он остался в пустом прокуренном крестьянском доме, в сумрачной замкнутости грубо отесанных каменных стен. На металлической плошке, слабо освещая земляной пол, чадили лучины.
Он прошелся по полу, утрамбованному до каменной плотности, прикурил от лучины, сел к столу из толстых почерневших досок.
Что доложит Фокс?..
…Фокс не доложил. В штаб принесли его новую полевую сумку. Перед Вальтером лежали поспешно заполненные записные книжки, письма с лондонским штемпелем, синий конверт с женской фотографией. Все, что осталось от Ральфа Фокса.
Курту осколком разворотило челюсть.
Санитары, не найдя медицинского пункта, поставили носилки с Куртом возле штаба.
— Хорошо. Сам найду, — Вальтер рванул дверцу машины. — Устройте его на сиденье. Осторожнее, мать вашу, братья милосердия…
Медпункт и впрямь нелегко было отыскать.
Вальтер отозвал в сторону начальника санслужбы Дюбуа.
Он негромко и зло выплескивал все, что скопилось, пока колесили в поисках медицинского пункта. Дюбуа — чуть не на голову выше командира бригады, — не перебивая, выслушал.
— Хочу заметить, мой генерал, — сказал он, — впредь, когда захотите меня бранить, пользуйтесь польским. Он в этом отношении богаче и доступнее нам обоим. Мое имя Мечислав Доманьский. Дюбуа я в эмиграции. Еще просьба: пускай штаб определяет приказом место медпункта. Тогда будут знать в батальонах.
Взгляд умный, спокойный, не без насмешки.
— Хочу поглядеть, как раненые.
— В операционную нельзя. Остальные помещения — пожалуйста. Принесите генералу халат.
Впервые за последние дни Вальтер испытал нечто близкое к удовлетворению. Медицинская служба в бригаде — не сглазить бы — поставлена прилично, на начальника можно положиться.
В штабе он продиктовал капитану Моранди приказ: отныне англо–американской роте присваивается имя Ральфа Фокса.
— Подготовьте, пожалуйста, письмо военному министру. Нет, самому премьеру с просьбой дать высоте имя Ральфа Фокса… Да, всякий раз в приказе указывать дислокацию медицинского пункта. Все.
Моранди, вопреки обыкновению, не спешил уйти. Он с самого начала скептически смотрел на разведку боем. Теперь, когда прогноз подтвердился, ему не терпелось напомнить о нем.
Вальтер прекрасно видел, почему деловито–вежливый Моранди задерживался, но не склонен был затевать разговор. Поглядим еще, напрасна ли дорого оплаченная разведка?
Из собственных впечатлений, пз показаний пленного капрала — рота Фокса все же приволокла «языка», — из наблюдений на переднем крае какая–то, не полностью прорисованная, картина складывалась.
С педантичным Моранди не станешь делиться тем, что еще не укладывается в приказные формулы.
— Вы свободны.
В хрупкой ночной тишине, когда война напоминает о себе приглушенно–вялой перестрелкой, мозг упрямо пробивался к итогу.
Рота Фокса безболезненно вклинилась в оборону неприятеля. Сплошная это оборона, отдельные опорные пункты?..
Допустим: противник создал опорные пункты на переднем крае. Оборонительные же линии, траншеи — глубже. Однако и в глубине рота наткнулась не на траншеи, а на артиллерийские позиции, на танки.
Следующее допущение: мятежники пропустили роту Фокса, чтобы расстрелять потом из танковых пушек, пулеметов.
Но почему тогда так близко подтянута крупнокалиберная артиллерия?
Пленный уверял, будто атака республиканской роты — как снег на голову.
Активности республиканцев противник и в мыслях не держит. Потому не слишком обеспокоен своей обороной. Тяжелые орудия подтянуты для предстоящего наступления.
При такой версии атака интербригады — сюрприз для мятежников. Однако, располагая превосходством, легко оправиться от замешательства, преимущество первого удара сведется к нулю.
К нулю? Долбануть бы поосновательнее под девятое ребро…
Утром уныло гудела голова, хотелось лежать и лежать. Не последовать ли примеру старца Посаса — зарядка, ванна, неторопливый кофе, светская беседа с начальником штаба?
Обжигаясь, пил по маминому способу круто заваренный чай, чередуя глотки с затяжками сигаретой, когда Алек доложил: прибыл незнакомый офицер, черногорец либо турок.
— Когда вы в последний раз были в Турции, Алек?
— Вообще не был.
— Тогда зовите этого турка.
Более дорогого гостя не ждал. Не верилось — Хаджи Мамсуров, Ксанти.
Он белозубо смеялся, наливал себе чай.
— Пить хочу — помираю. Коньяк запрещен Кораном.
Не забыл Старик, спасибо ему, не забыл. Никто Вальтеру в эту минуту так не нужен, как Хаджи.
Их свели случайные встречи в коридорах НКО у Арбатских ворот, короткие совещания у Старика. Вдали от Москвы это давнее шапочное знакомство рождало близость, позволяющую безбоязненно выкладывать сомнения и горести.
— Разведка боем — целиком согласен — не напрасна. Надо этих самодовольных гадов постоянно допекать… Когда бы самодовольство только по ту сторону! Его и тут…
Хаджи провел ладонью над головой.
— Скажи этому твоему анархисту, — он держит Монторо потому лишь, что генерал Кейпо де Льяно не подбросил силенок, тот ведь на стенку полезет. Кстати, Кейпо де Льяно отнюдь не дурак, как расписывают в газетах. Демагог, компанейский выпивоха. Пьян, да умен… На Монторо он попрет не сегодня–завтра. Это уточнено. К сожалению, насчет численности и техники ясности нет. Разведка слабовата. Кроме того, гляди: прямое снабжение Лиссабон — Бадахос — Кордова… У Старика сейчас все клином сошлось на разведке…