— В том есть историческая необходимость, Кароль.
— Для меня в данный момент — служебная. Завтра отправляюсь инспектировать юго–восточные гарнизоны. Горы, леса… Когда там будет мир и порядок, Польша вздохнет облегченно. Может быть, я избавлюсь от своих идиотских предчувствий.
Он порывался уйти, но снова садился или начинал ходить, вертел в руках портсигар.
— Мы к этому вернемся, когда я вернусь. Хороший каламбур?
Шлеен успокоил: это не каламбур.
Прощаясь, он обнял, поцеловал Шлеена.
23 марта 1947 года самолет вице–министра вылетел из Лодзи и в 15.45 приземлился в Кракове.
Вместе с командующим округом генералом Прус–Венцковским Сверчевский обсудил план и маршрут инспекции. Краков, Жешув, Ярослав, Санок, Перемышль, Балигруд. Расписано до минуты.
Однако, вопреки программе, Сверчевский предложил Венцковскому съездить в Вавель. Прус–Венцковский вежливо удивился.
— Ни разу в жизни там не был, — оправдывался вице–министр.
Еще больше удивился Венцковский, когда Сверчевский решил встретиться с ректорами высших учебных заведений Кракова.
Перед вами, заверил он, не генерал и не вице–министр, а гражданин Польши, который много поездил по свету и немало повидал. Которого волнует будущее страны.
Он рассуждал о традициях Краковского университета, о польской культуре и интеллигенции.
В Саноке Сверчевский обрадованно принял приглашение рабочих вагонного завода. Обязательно, обязательно придет. Давно мечтает поговорить с рабочими. По душам, без речей и президиума. Только вернется из Балигруда…
В ходе инспекции вице–министра интересовал быт солдат и офицеров, методы обучения, воспитания, состояние казарм, борьба с Украинской повстанческой армией (УПА), а также с отрядами «ВиН» и «НСЗ».
Сверчевский был возмущен, узнав, что в 26‑м пехотном полку солдат, дважды награжденный «Krzyżem walecznych» («Крестом доблестных»), не имеет звания даже старшего стрелка, а другой, получивший два ранения, не удостоился ни одной награды. В 28‑м полку похвалил стенную газету: отражает жизнь полка, а не перепечатывает, как некоторые, статьи из центральной прессы. В 30‑м выразил недовольство солдатской кухней: селедка да селедка.
ФИНАЛ
По материалам расследования, актам экспертизы, показаниям свидетелей и подсудимых.
21 марта 1947 года сотни [101] «Гриня» (75 человек) и «Стаха» (55 человек), оперировавшие в районе Санок — Леско, после налета на две деревеньки начали готовиться к повой акции. На подготовку (отдых, чистка и проверка оружия, ремонт обмундирования и обуви, разведка) отводилось 7 дней. Руководил подготовкой и дальнейшими действиями сотен «Гринь». «Стах» выполнял обязанности помощника.
27 марта в 19.00 «Гринь» приказал рано ложиться, предупредив: подъем — 4.00, завтрак — и в путь.
Желая выиграть время, генерал Сверчевский при инспектировании пользовался самолетом «У-2» или скоростным автомобилем марки «опель–супер». Ночной отдых максимально сокращался. В Ярославе «легли спать в 3.00 ночи. Генерал Сверчевский наметил встать в 7.00». (Из донесения генерала М. Прус–Венцковского.)
27 марта в 19.30 вице–министр Сверчевский прибыл в Санок, где совещался с генералом Прус–Венцковским, командиром 8‑го и. д. полковником Билецким и другими офицерами о действиях против сотен «Стаха» и «Гриня». Ситуация в районе осложнялась тем, что бывший начальник местного управления госбезопасности Жубрит сбежал в лес, сколотил отряд «Пылающее сердце божьей матери», примкнув к «НСЗ» и установив одновременно контакт с бендеровцами. Генерал Сверчевский обратил внимание на боевое единогласие польских националистов и украинских: лишний довод в интернациональном воспитании Войска Польского. Развивая этот тезис, генерал назвал имена героев–украинцев, которых помнил по Испании и 2‑й армии. Вернувшись от воспоминаний к сегодняшним задачам, он поручил уточнить: верно ли, будто «Стах» и «Гринь» в прошлом офицеры СС, узнать их подлинные фамилии. Неоднократно напоминал об амнистии 1946 года, о недопустимости применения репрессий к семьям бежавших в лес (тем более не каждый бежавший — враг). Он требовал активности в борьбе с УПА, «НСЗ», «ВиН» и великодушия к вернувшимся с повинной, широкой, терпеливой разъяснительной работы среди всех слоев польского и украинского населения.
(Совещание не протоколировалось; высказывания и замечания Сверчевского воспроизводятся по рабочим записям участников.)
28 марта генерал Сверчевский поднялся в 5.00. Начал по обыкновению с бритья. К завтраку, как и во все дни инспекции, попросил, еще с вечера, помидоровый суп.
На генерале была зеленая нательная рубаха армейского образца, повседневный мундир с орденскими планками, офицерские сапоги, шинель однобортная без ремня, конфедератка с серебряным шитьем и тремя звездочками.
28 марта «Гринь» скомандовал подъем в 4.00. После завтрака на скорую руку обе сотни построились. «Гринь» приказал больным, поварам и сапожникам выйти из строй: В строю осталось человек сто (показания бендеровца «Квятка» (Юзефа Питуха).
Отряд выступил походной колонной по три, совершая стремительный, без привалов, марш.
Посетив гарнизон в Леско, Сверчевский, сопровождаемый генералом Прус–Венцковскпм, полковником Билецким, начальником политотдела дивизии капитаном Цесарским (его предшественника забили до смерти рукоятками пистолетов люди Жубрита), командиром 34‑го и. и. подполковником Герхардом, еще несколькими офицерами и охраной, в 7.50 прибыл в Балигруд. Выслушал доклад начальника гарнизона, побеседовал с солдатами. По просьбе войта [102] по телефону вызвал врача к заболевшей женщине.
Из Балигруда предстояло вернуться в Леско. Однако Сверчевский выразил непредвиденное желание посетить приграничный гарнизон в Тисне. Его предостерегли: поездка небезопасна, дорога не разведана. Сверчевский сказал: и в Варшаве кирпич может упасть на голову. (Про кирпич он повторял несколько раз на протяжении инспекции.) Вице–министру напомнили, что гарнизон Тисны маленький, далекий. Стоит ли рисковать? Стоит, настаивал Сверчевский, людям в глуши приятно любое новое лицо, даже генеральское. Особенно в канун Вельканоци.
Тисна по телефону была предупреждена о визите вице–министра (этот разговор, подобно всем переговорам о маршруте инспекции, велся открытым текстом).
Дальше двигались в следующем порядке:
«Додж–три четверти» (18 солдат, 2 офицера, 2 пулемета, автоматы ППШ, винтовки и гранаты. Старший — подполковник Герхард).
Открытый «додяо> (от «опеля» отказались из–за плохой дороги) с генералами Сверчевским (рядом с водителем), Прус–Венцковским, полковником Билецким, подпоручиком Лучником и четырьмя солдатами.
Грузовик ЗИС с 19 солдатами, подпоручиком Крысиньским и хорунжим Блюмским.
В 300 м от Балигруда передний «додж» остановился из–за неисправности. Все три машины находились в плохом техническом состоянии; у этой — из 6 свечей работали 4, протекал радиатор.
Сверчевский взял в свой «додж» подполковника Герхарда. Его машина ехала теперь впереди ЗИСа с охраной.
Группа насчитывала 33 человека: 2 генерала и 6 офицеров с пистолетами, 25 солдат.
Солнце освещало зеленые склоны Бешад, белели островки снега в тенистых впадинах.
Своих людей «Гринь» расположил на высотах, откуда просматривалась проселочная дорога на Тисну. В прозрачном утреннем воздухе «додж» и ЗИС были, как на ладони (проверено следственным экспериментом).
Возле сожженной деревни Яблонка, где горы нависли над бревенчатым мостом, валялись лошадиные скелеты.
Сверчевский вопросительно обернулся к Герхарду. Тот обт. яснил, что здесь бендеровцы неоднократно устраивали засады. Сверчевский признал: место прямо–таки уготовано для засад.
В подтверждение разнеслась пулеметная очередь.
Сверчевский приказал водителю: полный вперед.
«Додж» проскочил мостик и наиболее простреливаемый участок, ЗИС остановился, не доезжая моста.