— Ладно, — сказал Самадн и повернулся, чтобы войти в учительскую.
— И еще, Музаффар… — Директор вконец смутился. — Вы бы съездили в город… За женой. Как-никак, вы теперь не просто учитель, а классный руководитель, всегда и во всем должны показывать пример. Я не хотел бы вмешиваться в вашу личную жизнь, мне это очень и очень неприятно…
— Ладно, съезжу как-нибудь, — обещал Самади и вошел в учительскую.
…Здесь, видно, о чем-то спорили. Лысоватый учитель истории тут же обратился к Самади:
— Скажите, вы тоже утверждаете, что Улугбек бежал не по Кандагарской дороге?
Тот растерянно пожал плечами, замялся.
— Я… не знаю такой дороги. Слышал, что такая была когда-то…
— Да будет вам известно, что вот эта самая улица и есть часть Кандагарской дороги! — Историк ткнул пальцем в окно. — По ней Улугбек и бежал от надоевшего ему престола.
Самади выглянул в окно:
— Странно…
— Что именно? — поинтересовался Акбаров.
— Наверное, тогда и тополей здесь не было…
— Почему же? Были! И тополя, и асфальт, и машины бегали… — под общий смех ответил Акбаров. — Вы меня извините, но знаете, хотя вы учитель, преподаете физику и астрономию да еще носите довольно поэтическую фамилию, но все-таки иногда производите… как бы это сказать… действительно странное впечатление…
Самади не обиделся. Постаял у окна, грустно глядя на Кандагарскую дорогу, по которой разгуливала всякая живность — от кур до осликов, потом вышел из учительской.
— Не надо было так, Акбаров, — сказал Агзамов. — Улугбека он не хуже вас знает. Я видел, у него даже телескоп маленький есть.
— А что, разве неправду сказал Акбаров? — вмешалась одна из учительниц. — Этот Самади даже обижаться толком не умеет.
— Глядит через телескоп на дорогу, не появится ли жена! — бросил кто-то.
— Зачем так? — снова заступился Агзамов. — У него горе, ему дали седьмой «Б»…
В седьмом «Б» шли последние приготовления к уроку. Почти все заняли свои места, но двое продолжали вдумчиво и серьезно колдовать возле учительского стола.
Раскрылась дверь, и весь класс недоуменно уставился на Самади и завуча — видно, ждали не их.
— Товарищ Самади Музаффар Халикович будет вашим классным руководителем, — сказал завуч. — Он также будет вести урок физики.
— Ура!..
Клич этот, возвестивший полную победу над прежним классным руководителем, не понравился завучу.
— Музаффар Халикович очень строгий человек, — сказал завуч.
В классе хихикнули.
— Начинайте, Музаффар Халикович. И не стесняйтесь — ведь вы их почти всех знаете, как-никак мы из одного кишлака.
Завуч вышел. Потом вновь открыл дверь, подозрительно оглядел класс и только после этого удалился.
В классе воцарилась тишина. Самади подошел к столу, положил учебники и журнал. Сел… Нет, усесться как следует он не успел — под его стулом раздался резкий хруст. Самади испуганно вскочил и увидел под ножками стула разможженные скорлупки грецких орехов. Смущенно улыбнувшись, учитель покачал головой. Класс замер.
— Страшно было, — сказал Самади. — Будто земля разверзлась под ногами.
В классе засмеялись, но без торжества, скорее — удивленно.
Самади, взяв мел, подошел к доске. Попробовал написать в верхнем углу число, но доска осталась чистой. Понюхал.
— Хлопковое масло, — сказал он. — Второй сорт.
Вытащил из кармана маленький пузыречек с каким-то раствором, смочил им тряпку и протер доску.
— Хорошее средство, — сказал он удовлетворенно. — Можно легко вывести любое пятно.
Еще раз попробовал на доске мел — ничего, пишет.
— Прогресс коснулся всего — науки, техники, народного хозяйства, но только не школьных проказ… — усмехнулся Самади.
Ученики переглянулись, удивленные тем, что учитель не кричит, не сетует, не раздражается.
— Начнем. — Самади раскрыл журнал и вдруг задумался, повернувшись к окну.
Затихший было класс вновь оживился. Были извлечены бумажные птицы, резинки для рогаток и прочий арсенал.
— Можете себе представить, — тихо спросил Самади, оторвавшись от окна, — как Улугбек бежал по этой дороге?
Все посмотрели на окна. Раздался чей-то веселый голос:
— Еще бы? Попробуй он не бежать, когда отец за ним так гнался!
— Отец?! — не понял учитель.
— Да еще с плетью… — радостно вопили ребята.
Грузный, явно задержавшийся в седьмом классе ученик с последнего ряда насупился и сказал:
— Он не гнался, а просто шел…
— А если он шел, почему ты бежал?
Ученик тяжело вздохнул и с трудом выдавил из себя: