— Я сама дойду…
— Нет, у нас собаки злые.
Вышедшего Самади поджидал Улугбек, и они пошли по темной дороге.
— Вы были в городе? — спросил Улугбек.
— Да.
— И они не приехали?
— Нет, Улугбек, не приехали… Она хочет жить в городе. Дочку жалко, — вдруг разоткровенничался Самади.
— Я знаю улицу, где они живут, — сказал Улугбек. — Ни одного окошка наружу, не так, как у нас в Галатепе.
— Ага, — простодушно ответил Улугбек.
— Мансуров на вас жалуется, — сказал Самади. — Что вы на этот раз натворили? Опять стул сломался?
— Ничего особенного. В класс залетел шмель, а девочки смеются, думают, что это мы жужжим. Ну Мансуров и разорался. Сами знаете, какие девочки бывают смешливые— Шмель тут ни при чем, просто ребятам скучно на его уроках.
— А тебе самому?..
— Мне все равно. Сижу и слушаю, а понимать ничего не понимаю. Вот только у Акбарова… У него все тихо сидят. У него интересно ч шалить некогда. Да и неудобна
— У Мансурова, значит, удобно? — с укором спросил Самади.
— Ага, — простодушно ответил Улугбек. — Мансуров нас не любит.
Самади опять в своем классе. Он уже научился кое-каким хитростям — на стул садился не сразу, а незаметно осматривался, нет ли какого подвоха. На этот раз обнаружил три кнопки остриями вверх. Он их собрал и небрежно бросил на стол при общем отстраненном молчании учеников.
— Поговорим о свойствах газа. Все вы видели воздушный шарик, круглый…
— Как отличник! — подал голос Бабур.
— Или как дурак! — сказал кто-то другой.
— Круглый, как шарик, — сказала девочка-всезнайка.
— Это уже более конкретно, — улыбнулся Самади. — Воздушный шарик, круглый, как шарик…
— Не-ет, тавтология получается!..
— Правильно. Но что поделаешь, когда у бедного шарика нет другого эпитета. Многие предметы на него похожи, а он ни на один. Так вот, о воздушном шарике. Люди издавна мечтали о полете. Пытались делать себе крылья, чтобы полететь, парить над лугами, городами… Пожалуй, полет был самым романтическим идеалом человечества. Правда, потом даже анекдот сочинили, будто некий человек смастерил себе крылья, долго над ними корпел, много пота пролил. Наконец, когда крылья были готовы, он их надел, поднялся в воздух, полетел, увидел своего ненавистного соседа и плюнул ему в лысину, после чего вернулся домой, снял крылья и бросил их в кладовую…
— Зачем? — спросила Махмудова.
— Не знаю, наверно, это и был предел его мечтаний, — ответил Самади.
— Дурак! — воскликнул Машраб. — Я бы дальше полетел.
— Чтобы других оплевывать?
— Нет, я бы просто полетел в соседний кишлак.
— Туда и пешком можно, я бы до самого Самарканда… Минареты бы посмотрел!..
— Да, ребята, стоило бы полететь, — размечтался и сам учитель. — А жаль— Вообще, в анекдоте все сильно преувеличено, я не верю, чтобы такой глупый человек мог быть талантливым, смастерить себе крылья. Вы согласны со мной?
Ученики кивнули — согласились.
— Тогда вернемся к нашей теме. Так вот, когда французы братья Монгольфье задумали осуществить свое предприятие…
Тут Самади заметил на полу огромную степную черепаху, она ползла между рядами с убийственной медлительностью. Самади не стал делать замечания. Он видел, что ученики слушают, слушают более внимательно, чем когда-либо раньше. Он продолжал говорить, чувствуя в себе какую-то энергию, доселе неведомую, стихию, вдохновение, что ли… Как ни странно, класс, обычно падкий на веселье, вроде бы даже не замечал черепаху. Только Улугбек неожиданно влепил подзатыльник впереди сидевшему Бабуру. Тот почему-то не возроптал, встал и подобрал черепаху. Потом сунул ее в свой мешковатый портфель и путь не вскрикнул — пальцы наткнулись на припасенного впрок ежа.
— Дурак! — шепнул сзади Улугбек. — Для Мансурова надо было приберечь!..
— И для него было!.. — зашипел Бабур в ответ.
Самади шел по тропинке через рощу, когда услышал какой-то шорох. Остановился и увидел Ахмада, который, пыхтя, карабкался по стволу дерева. Вот он добрался до развилки, уцепился за сук и повис. Тут же раздался треск. Самади рванулся вперед. Нет, вроде ничего не случилось, мальчик не упал, успел схватиться за другой сук. Весь белый от испуга, он сел верхом на сук и медленно пополз к стволу, неловко сполз на землю и понуро побрел в глубь рощи.
Закапризничала погода. С гор подул ледяной ветер, небо стало хмурым, моросил не по-весеннему холодный дождь. Взрослые оделись в зимнее. Но только взрослые. Дети же так сильно уверовали в весну, что пришли в школу кто в легком пиджачишке, а кто и в одной рубашке. И вот они, дрожа, чуть ли не стуча зубами, сидели в холодном классе. То и дело оглядывались на печку, что была за партой Улугбека и Ахмада. Она вроде бы горела, иначе не играли бы красные блики на полу под дверцей, но горела слабо.