– Ой, пошла я спать, что-то спать хочется.
– Я глаза закрыл, смотри, лежу… учись…
– Это ненормально, да, что я так стесняюсь, да?
– Ненормально, это когда женщина напивается или не напивается, но такое, наверное, реже, и спит со всеми, с кем попало, а наутро с трудом помнит, что с ней было. Хочешь, завяжем мне глаза?
– Не надо, – Рита приподнялась и стала ласково касаться его пальчиками и губами, потом он ощутил что-то мокрое, крупные капли слез падали ему на грудь.
– Что случилось? Ну хочешь, будем спать?
– Нет. Я… я просто так счастлива сейчас…
– Зачем же так пугать. Я уже подумал, что обидел тебя чем-то, – муж обнял её.
– Нет, – замотала Рита головой, села рядом на одеяле. – А можно я тебе стихи почитаю?
Игорь вздохнул, помолчал, глядя на любимое лицо, на мокрые ресницы, губки… ждущие его ответа глаза… решился.
– Ну, давай… я покурю только… ничего?
– Ладно, – молодая женщина встала, потянулась всем телом, достала из шкафа коротенькую, почти невесомую, ночную сорочку на бретельках, надела. Игорь приоткрыл окно, закурил и с удовольствием наблюдал за тем, что делала Рита. Она подошла ближе.
– Зачем надела? Или стихи неприлично голой читать? Надо соблюдать ритуал?
Жена улыбнулась.
– Если женщина не будет что-то на себя надевать, то что тогда мужчина будет снимать?
– Логично, – Игорь старался выдыхать так, чтобы в комнату попадало поменьше дыма.
– Что же тебе рассказать, чтобы… тебе понравилось… вот, Вислава Шимборска, польская поэтесса.
Игорь затушил сигарету и слегка приобнял жену за талию.
– Взглядом дал ты красоту мне, как свою её взяла я, проглотила как звезду, и придуманным созвездьем стала я в глазах любимых, я танцую и порхаю сразу крылья обретя… – её ладони лежали у него на груди, едва касаясь, – стол как стол, вино такое ж, рюмкою осталась рюмка, на столе на настоящем, я ж вся выдумана милым, вся до самой сердцевины, так что мне самой смешно, с ним болтаю как попало о влюбленных муравьишках под созвездием гвоздики, и клянусь, что белой розе петь приходится порой, – ресницы её порхали как мотыльки, она то смотрела в лицо, то опускала взгляд, – и смеюсь склоняя шею, так как будто совершила я открытье, вся светясь в обличье дивном в ослепительной мечте, Ева из ребра, Киприда из морской соленой пены и могучая Минерва из главы отца богов были все меня реальней… но когда ты взгляд отводишь… отраженье на стене я вновь ищу… и вижу только гвоздь… где тот висел портрет…
Он обнял её сильнее, они постояли так некоторое время, и Рита вдруг сказала:
– Ещё.
– Может, на сегодня хватит?
Рита подняла голову. Выражение лица у неё было такое, как у ребенка, которому не дают посмотреть любимый мультфильм.
– Ну, ладно, хорошо, давай!
– Жак Превер. «Париж ночью», – она смотрела на него не отводя глаз, и говорила почти шепотом. – Три спички, зажженные ночью одна за другой: Первая – чтобы увидеть лицо твое все целиком, Вторая – чтобы твои увидеть глаза, Последняя – чтобы увидеть губы твои. И чтобы помнить все это, тебя обнимая потом, Непроглядная темень кругом. – Казалось, что этот голос, эти глаза, это дыхание и эти слова подключили их к высоковольтной линии электропередач.
Они помолчали в насыщенном электричеством пространстве и… Рита стала говорить дальше, так же не сводя с него глаз… мужчина даже не сразу понял… это тоже были стихи…
– Скажи, как меня ты любишь? Скажи сейчас… Ну? Люблю я тебя и на солнце. И при свечах. Люблю, когда берет наденешь или шляпу. Или платок. Люблю тебя и в концерте. И на перекрестке дорог. В сирени. В малиннике. В кленах. В березовой чаще. Люблю тебя спящей. Люблю работящей. И когда ты яйцо разбиваешь так мило. И даже когда ты ложечку уронила. В такси. В лимузине. Вблизи. В дальней дали. Люблю тебя и в конце улицы. И в начале. И когда ты на карусели. И когда ты идешь пешком. И когда ты расчесываешь волосы гребешком. В море. В горах. В калошах. Босую. Нынче. Вчера и завтра. И днем и ночью люблю я. И когда ласточки прилетают весной. – А летом как меня любишь? – Как летний зной! – А осенью, когда капризы, и всякие штучки, и тучки на горизонте? – Люблю, даже когда ты теряешь зонтик! – А зимой, когда снег серебрист на оконной раме?
Игорь не отводя глаз, слушал.
– О! Зимой я люблю тебя, как веселое пламя. Быть у сердца люблю твоего. Близко. Рядом. А за окнами – снег. И вороны под снегопадом. 2
Выдохнув, он наклонился и поцеловал её. Одной рукой он ощущал через тонкую скользкую ткань еле уловимый трепет, пробегающий по гибкой отзывчивой спине. Второй рукой он ласкал её обнаженное плечо, спустив бретельку… ласкал её руку… локоток… запястье… тонкие нежные пальчики… ладонь… Не отрываясь от губ, пропуская свои пальцы между её, сильными сжимающими движениями ласкал её кисть. Спина её прогнулась, и приоткрытые губы выдохнули стон. Свободной рукой она обхватила его шею, потом пальцы лихорадочно зарылись в короткие волосы на затылке.