— Милорд, — полузадушенным шёпотом сказал Джил сзади, отвлекая Дойла от его мыслей, — вам пора одеваться на пир.
Он обернулся так резко, что мальчишка с испугом отпрыгнул назад, врезавшись спиной в столбик кровати. Дойл вздохнул и сказал мягче, чем собирался:
— Так подавай костюм.
Джил закивал и бросился собирать наряд. Дойл не стал дожидаться его неуклюжей помощи и оделся сам, только вот сапоги натягивал мальчишка: как бы Дойл ни старался, он не мог дотянуться до своих ступней и обуться.
Зеркала у Дойла отродясь не было, но он и без него знал, что парадный костюм сидит на нём куда хуже, чем доспехи: королевский кузнец знал своё дело и ковал броню точно по фигуре Дойла, чтобы ничто в бою не мешало. А вот королевский портной, похоже, задался целью как следует его разозлить: каждый новый костюм был неудобней предыдущих и лучше предыдущих подчеркивал все изъяны своего владельца.
Почесав шею под жёстким воротничком, Дойл прошипел:
— В тюрьму брошу скотину.
На самом деле, конечно, не бросит: Эйрих обожал этого портного и сильно расстроился бы, окажись он в тюрьме.
— М-милорд! — раздалось сзади.
— Чего ещё? — спросил Дойл.
— Милорд, позвольте поправить? Вам бы распороть здесь один шов на рукаве, чтобы было удобней.
Джил выглядел обыкновенно испуганным, но достаточно уверенным, так что Дойл кивнул: хуже однозначно не будет. Джил взял со стола небольшой кинжал и аккуратно, словно и правда знал, что делает, подцепил какую-то нитку на камзоле, отложил кинжал и потянул ткань. Давление на вывернутую лопатку прошло. Дойл пошевелил здоровой рукой, чувствуя, что обретает привычную подвижность, и заметил:
— Похоже, ты не так бесполезен, как кажешься на первый взгляд.
Мальчишка просиял, а Дойл направился в пиршественный зал. Не обращая внимания на взгляды придворных, он занял место возле короля.
— Как самочувствие, брат? — тихо спросил Эйрих, пользуясь тем, что их пока никто не слышит, и откладывая в сторону формальности.
— Мечтаю прирезать твоего портного, — так же тихо ответил Дойл, — желательно публично, предварительно оскопив и сняв с него кожу, чтобы другим неповадно было так надо мной издеваться.
— Бедняга не виноват, что по твоей фигуре не так-то просто сшить костюм, — ухмыльнулся король.
Дойл кашлянул и заметил:
— А я не виноват, что его руки так кривы, что только палач их сумеет исправить.
Он, разумеется, не обижался на замечание брата: привык за эти годы. К тому же тот, в свою очередь, тоже многое прощал Дойлу.
— Присмотрись к девушкам, которых мне будут представлять сегодня, — сказал Эйрих. — Особенно к дочерям милордов Ойстера, Ранкофа и Хилля.
— В чём они подозреваются? — напрягся Дойл.
Обычно это он просил короля присмотреться к кому-то, кто мог быть опасен. Эйрих прикрыл кулаком рот, маскируя смех за кашлем:
— Хватит во всём видеть заговоры. Говоря «присмотрись», я имел в виду: «Задумайся, не хочешь ли взять в жёны одну из них».
Если бы Дойл в этот момент уже отпил вина, он наверняка подавился бы — настолько абсурдно звучала эта идея.
— И не смотри на меня так, — продолжил брат невозмутимо, — ты достаточно поездил по лесам, поспал на земле и пролил своей и чужой крови. Тебе нужен дом, что-нибудь получше комнат во дворце, куда ты приходишь только на ночь. И хорошая жена. Наследник, в конце концов.
— Ты не объелся ли грибов, твоё величество? — буркнул Дойл. — Если эти девушки не угодили тебе — посади любую из них в крепость или отруби головы всем троим. Но меня в вечного их экзекутора превращать не надо.
— Жаль, что ты так думаешь — тебя не сложно полюбить, особенно если ты дашь себе труд немного придержать свой ядовитый язык. Я выбрал тебе самых красивых и богатых невест страны. Не нравятся они — возьми любую другую. Я беспокоюсь за тебя, Торден, и…
— Беспокойся о короне, стране и о зачатии собственного наследника, — прервал его Дойл. — Хочешь женить меня, чтобы породниться с кем-то из милордов — не проблема, но уговаривать меня поменять образ жизни и начать вдруг восторгаться цветочками и милыми мордашками не стоит.
Эйрих вздохнул и заметил:
— Тяжело с тобой бывает. Нет, меня не интересуют связи с милордами, по крайней мере сейчас. Так что, если хочешь, можешь оставаться угрюмым холостяком и спать в холодной постели.
— Премного благодарен, мой слуга умеет готовить грелки, — сказал Дойл, а король поднял кубок.
Разговоры затихли, все взгляды тут же устремились на короля.
Тот начал обычную свою речь о светлом будущем. Эйрих был, надо признать, превосходным оратором. Он так проникновенно говорил о славных войнах, богатых урожаем полях и милостях Всевышнего, что Дойл почти заслушался. Почти, потому что с детских лет приобрёл к красноречию брата известную устойчивость. Так что едва Эйрих перешёл к поимённому перечислению благодетельных мужей страны, Дойл занялся более полезным делом: изучением гостей, особенно тех, кто сидел близко к королю.