Он провел с ней ночь. Говорил, что хочет вернуться сюда. Всеми возможными способами дал Сирене понять, что любит ее.
А потом они поссорились из-за дров.
Грейндж сделал глоток кофе, поставил чашку на стол. Некоторое время изучал салфетку. Наконец он взглянул на нее.
Уж лучше бы он продолжал разглядывать салфетку.
– Ты знаешь, что я собираюсь сказать?
Она кивнула. Сейчас было не время увертываться от ответа. Слишком многое – может быть, их совместное будущее – находилось под угрозой.
– Что у меня есть деньги на все необходимое.
– Правильно.
Он должен был найти какие-то другие слова.
– Грейндж, я все время думаю об отце, вспоминаю, куда мы ездили, что делали. Я… – Она запнулась, поймав его взгляд, но потом продолжала: – Недавно я вынула все вещи из ящиков, расставила их на полу в спальне и долго сидела, глядя на них. – Она быстро-быстро замигала, но не могла остановить слез. Ну и ладно. Пусть он видит. – Мне показалось, что отец вошел в комнату. Я чувствовала, что он сидит рядом со мной, рассматривает коллекцию пуговиц и рассказывает, где и когда нашел ту или эту. Я… я видела, как он взял в руки лошадей – у него были такие большие руки. Я когда-нибудь говорила тебе об этом?
Грейндж покачал головой.
– Теперь я все вспомнила. Он рассказывал мне, что нашел лошадей в крошечной антикварной лавке в маленьком французском городке. Хозяйка… – Она взяла салфетку и смахнула слезу. На ее месте тут же показалась новая. – Хозяйкой была такая кукольная дама в голубом переднике. Почему я это вдруг вспомнила? Она держала собаку – маленькую дворняжку, чтобы было не так скучно. Лошадей ей подарил муж, но он убежал с другой женщиной, и она хотела от них избавиться.
– Неужели ты не понимаешь? – Сирена слышала, что в ее голосе звучат рыдания, но не могла их сдержать. – Грейндж, если я все продам, то буду как эта женщина.
– Я же не прошу тебя продавать все. – Грейндж стиснул ее руку. – Сирена, что бы ты ни говорила, я все равно не поверю, что твой отец хотел, чтобы ты жила в бедности всю жизнь и держала свое богатство завернутым в старые газеты.
Сирена чуть было не сказала, что благодаря Брюсу коллекция не завернута в газеты, но дело было не в этом.
– Значит, тебе это легко, не так ли? – с вызовом проговорила она. – Значит, тебе ничего не стоит бросить твой дом в Сан-Франциско, работу…
– Я делаю это потому, что ты научила меня по-другому смотреть на жизнь.
Ты не должен так говорить! И все же эти слова ее тронули. Он хотел изменить жизнь ради нее. И все, что он просит, это чтобы она сделала то же самое.
Сирена хотела этого, отчаянно хотела. Но это все равно что навсегда попрощаться с отцом. Правда, Грейндж не требует, чтобы она продавала все, но коллекция – единственная связь между нею и отцом, единственная возможность почтить его память. Какие вещи были ему особенно дороги? С какими можно расстаться?
До чего же сложна жизнь!
– Грейндж, – она облизнула губы и снова заговорила: – Для меня это совсем не так. У меня никогда не было дома. Он очень много для меня значит. Теперь я не могу себе представить, что переезжаю в другое место.
– Это, должно быть, нетрудно. Тебе не придется возиться с мебелью.
Сирена выдернула руку.
– Это удар ниже пояса.
– Извини. Я не должен был…
– Да, не должен, – проговорила она, хотя видела в его глазах раскаяние. – Грейндж, я не могу разобраться в своих ощущениях.
Официантка принесла еду. Сирена ждала, пока та уйдет, стараясь собраться с мыслями. Единственное, к чему она пришла, – это к тому, что любит Грейнджа, не может его потерять и хочет, чтобы он понял, как тяжело для нее сделать то, что он требует.
– Ты, наверное, думаешь, что я помешанная, которая сидит в углу и трясется над своими безделушками. Ребенок, не желающий поделиться конфеткой, – наконец сказала Сирена.
– Ничего такого я о тебе не думаю. – Его голос звучал мягко и печально. – Ты красивая, умная женщина, которая стоит перед важным выбором. Может быть, самого важного в ее жизни.
Кроме выбора мужа – тебя. Откуда эта мысль?
– Да, – еле выдавила она из себя.
– Это нелегко дается. Я знаю. Но, Сирена, – он протянул ей руку. Поколебавшись мгновение, она вложила в нее свою. – Я не верю, что твой отец хотел, чтобы ты жила так, как живешь.
– Ему всегда было наплевать на богатство. Почему он должен был хотеть его для меня? Может быть. – Она склонила голову. – Может быть, он хотел, чтобы у меня просто было что-то красивое.
Грейндж взглянул в свою тарелку. Его лицо исказилось, как будто он не мог заставить себя проглотить хоть кусок.
– И не было, на чем сидеть? Сирена, я этому не верю.
Она не могла ни спорить, ни есть, ни делать что бы то ни было. Неважно, чем кончится сегодняшний день. Причина для взаимного недовольства не исчезнет никогда.
Сумеют ли они преодолеть свои несогласия? Сможет ли она, например, сказать, что любит его?
Девушка освободила руку из его руки и взяла вилку. Она принялась за еду, чувствуя, что Грейндж не спускает с нее глаз, как вдруг прозвучала пожарная сирена.
Те, кто сидел ближе к окнам, вытягивали шеи. Одна из официанток выглянула на улицу. Вернулась она с побелевшим лицом.
– Грейндж! – Она приближалась к нему нетвердой походкой. – Грейндж, горит станция твоего дяди.
14
Над гаражом вздымался столб черного дыма. Перед станцией стояла пожарная машина, и наспех одетые в защитные костюмы добровольцы уже бежали к пожарному гидранту, волоча за собой шланги. Несмотря на то что Грейндж шел очень быстро, Сирена не отставала от него ни на шаг, и хотя они были в трех кварталах от станции, когда услышали тревогу, на месте оказались одними из первых. У Сирены сохранилось смутное впечатление, что люди расступались, давая им дорогу.
– Назад! – крикнул полицейский, когда Грейндж попытался протиснуться ближе. Сирена взяла его под руку, стараясь удержать, обшаривая взглядом толпу в поисках Гэллама. Она чувствовала, как дрожит Грейндж. Ее тоже охватил ужас, когда она увидела пробивавшиеся сквозь крышу языки пламени. Слышать, как трещат лопавшиеся стекла, было невыносимо.
Подлетела вторая пожарная машина и остановилась в некотором отдалении. Сирена чуть не закричала, что они подъехали не туда, но потом поняла, что там расположен еще один пожарный гидрант.
– Где он! Черт побери, где он?!
Хриплый вскрик Грейнджа заставил ее забыть обо всем остальном. Ей приходилось удерживать Грейнджа и сдерживаться самой, чтобы не броситься в огонь в отчаянной попытке найти Гэллама. Пламя росло на глазах, оттесняя назад все увеличивающуюся толпу. Только полицейские и пожарники оставались на месте.
– С ним ничего не случится, – прокричала она Грейнджу.
– Но где он?
Она не могла дать ответа на этот вопрос, и Грейндж это знал. Он просто не мог стоять на месте и ничего не делать. Сирена вместе с ним пробиралась между людьми и автомобилями. Она боялась, что пламя может добраться до бензоколонок, но пожарники уже принимали меры предосторожности. Сирене казалось, что здесь собрался весь город, и все говорили разом. Всех интересовал только один вопрос – как это случилось?
Но для нее с Грейнджем было другое гораздо важнее, где Гэллом?
Вдруг Грейндж оторвался от нее, бросился к полицейскому и схватил его за рукав.
– Вы не видели моего дядю? – заорал он, перекрывая рев пламени и крики пожарников.
– Видел! Это он вызывал пожарных.
Сирена испугалась, что Грейндж куда-нибудь денется, и вцепилась в него. Его покачивало. Сирена сжала его запястье, пытаясь успокоить.
– Не бойся, он в безопасности. – Она обратилась к полицейскому: – Где Гэллам? Мы не можем его найти.