Она чувствовала, что было бы лучше вызвать Грейнджа на состязание, кто выше раскачается, чем продолжать этот разговор. Но ему явно было не до состязаний.
– Я знаю, – вот все, что она сказала в ответ.
– Вы понимаете, почему я все это делаю, правда? – Прежде чем она успела кивнуть, он продолжал: – Если тут действительно будет курорт, он все равно откроется только будущей зимой. И это самое раннее. А тем временем дядя с тетей истратят все сбережения на расширение дела, не думая о том, кто за всем этим стоит – порядочные люди или грабители. Может быть, кто-нибудь уже нацелился на его автостанцию, на ее магазинчик. – Он вздохнул, не отрывая взгляда от лица Сирены, несмотря на то, что они качались вразнобой. – К тому времени мои родственники станут старше на год, на год прибавится усталости, а все их надежды будут направлены только на одно. А если этого не случится, если они не окупят затраты, им придется продать дело в убыток – при том, что покупатель найдется. Это единственный способ, которым они могут обеспечить старость.
У Сирены едва не выступили слезы на глазах, когда она поняла, как любит Грейндж дядю с теткой, как он обеспокоен их судьбой. В первый раз она услышала в его словах настоящее чувство. Он спорил с ними не потому, что они собирались изъять свои срочные вклады, а потому, что боялся за них.
– Не знаю, что сказать, – проговорила она. – Мне так хотелось бы знать ответ, но я не знаю.
Он притормозил ногами о землю, чтобы попасть в такт с ней. В его глазах читалась тревога, даже страх. А еще она видела в них усталость.
Он не переставал думать обо всем этом все двадцать четыре часа в сутки.
Хотя ответов она не знала, зато знала, как отвлечь его. Она слезла с качелей, встала за его спиной и стала раскачивать его все выше и выше. Скоро он уже взлетал на один уровень с планкой, болтая ногами в воздухе. Когда он обернулся, она увидела, что щеки у него разрумянились. И он улыбался.
– Хватит! – воскликнул он, поглядев вниз, на далекую землю. – Я уже слишком стар для таких упражнений.
– Слишком стар? – Сирена дождалась, пока качели остановятся, опустилась на колени на покрытый снегом газон, потом легла на спину, вытянув ноги. Она лежала на снегу, улыбалась ему и плавно поднимала и опускала руки, оставляя в снегу след в форме веера. – Я самый главный снежный ангел западных стран, – сообщила она. – И те, кто слишком стар, признают мою власть и беспрекословно мне подчиняются.
– Я согласен.
Сирена протянула руку, и Грейндж помог ей подняться. Отойдя в сторону, она сделала вид, что любуется своими следами на снегу, но вдруг быстро выпрямилась и запустила снежком Грейнджу в голову.
По крайней мере, она целилась в голову, но промахнулась.
У Грейнджа получилось лучше. Огромный рыхлый снежок угодил ей прямо в грудь и разлетелся снежной пылью. Стиснув зубы, Сирена присела на корточки, но прежде чем она успела набрать снега, Грейндж боднул ее, и они оба рухнули в мягкую снежную кучу.
– Это нечестно! – задыхаясь, заговорила Сирена. – Существуют правила. Женевская конвенция…
Грейндж прервал ее, бросив в лицо пригоршню снега. Она встряхнула головой, безуспешно пытаясь освободиться. Однако когда лицо Грейнджа приблизилось, вид его полуоткрытых губ заставил ее замереть. Его рот приближался к ее губам – медленно, так медленно, что снег кругом едва не таял от жара нетерпения.
С того дня, как они ездили на озеро Тахоа и он поцеловал ее в темноте, обещание, ожидание пронизывали воздух каждый раз, когда они оставлись наедине, но он ни разу не воспользовался случаем. Она могла бы проявить инициативу сама, но думала, что если он не хочет ее целовать, то она не собирается ему навязываться.
Но сегодня он хотел. И она тоже.
– Холодные, – пробормотал Грейндж сквозь зубы. Его дыхание коснулось ее языка.
– Ч-что х-холодные?
– Твои губы.
Так согрей же их. Через мгновение Сирена подумала, что, может быть, Грейндж сошел с ума. Он безусловно знал, как согревать губы… и еще многое другое.
Боже, как он умел целовать! Тепло превратилось в жар, его язык трепетал и просил. Она разомкнула губы и впустила его. Она чувствовала, как ее тело поднимается к нему навстречу, повисает над снегом, сливается с его телом.
– Сирена? – Его рот был прижат к ее рту, а губы легко вибрировали, произнося слово и вызывая в ней ответную дрожь
– Ч-что?
Он немного отстранился и прошептал:
– Мне ужасно не хочется этого говорить, но мы не одни.
– Что?
– Мы на площадке. Здесь могут быть дети.
Да. Он был прав. Но, даже кивнув в знак согласия, она не могла убедить себя, что может найтись хоть одно место в мире, где бы ей было так хорошо, как здесь, сейчас, когда она чувствует на себе его тело.
А теперь он тянет ее за руку, чтобы она встала.
Хорошо, я встану, если ты мне поможешь.
– Ты что-нибудь пила сегодня?
– Пила? Ты же знаешь, что нет.
– Я просто так спросил. Мне кажется, тебя немного покачивает.
Можно подумать, ты не знаешь, почему.
– Ничего меня не покачивает, – запротестовала она, хотя это была неправда. Глубоко вздохнув, она повернулась к нему. Он улыбался – такой открытой, честной, попробуй-ка-не-обратить-на-меня-внимание улыбкой. – Вот видите. А я уже думала, что мне не удастся вас развеселить.
– Конечно, смешно. Очень уж бестолковая женщина. – Он расстегнул ее куртку и каким-то образом умудрился нацепить ей цепочку на уши.
Она совсем не казалась себе бестолковой, но не стала ему возражать. Ей казалось, он знает, что с ней происходит. Интересно, происходит ли с ним то же самое?
Только оказавшись на кухне у тети Герти и глядя, как Сирена демонстрирует работу, тыча в разные места потолка кистью, Грейндж в первый раз вздохнул спокойно. Он уже столько дней сопротивлялся, ежеминутно напоминая себе, что потеряет голову, если еще раз попробует поцеловать Сирену Айсом. И до сих пор ему неплохо удавалось соблюдать дистанцию, даже если для этого требовалось бесчисленное количество холодных душей. И он едва удержался тем вечером, когда они сидели за маленьким столиком в Скво-Вэлли, наблюдая за стремительно несущимися по освещенной трассе тенями. Ее смех, ее любовь к жизни, блеск глаз… Что ж, в тот вечер понадобилось два холодных душа.
А сегодня, когда она так очаровательно играла в снежного ангела, все рухнуло. А что было бы, если бы он увидел ее обнаженной?
Грейндж открыл холодильник и достал две банки пива. Одну он протянул дяде, открыл другую и стал пить жадными глотками, едва не подавившись. Держи себя в руках, парень!
Тетя Герти, которая стояла у плиты, что-то спросила у него. Он подумал, что это имеет отношение к потолку, и собирался ответить. Но едва он открыл рот, зазвонил телефон и ему не пришлось выглядеть идиотом.
Дядя Гэллам снял трубку, поздоровался и долго слушал. Потом он медленно произнес: «Нет, не интересует. До свидания», – и положил трубку.
– Кто это звонил? – Деревянная ложка в руке тете Герти застыла в воздухе.
Дядя Гэллам взглянул на Грейнджа, от чего тот вдруг почувствовал себя так, будто оказался пятым в партии в бридж.
– Мне кажется, нет причин делать из этого тайну, – сказал дядя Гэллам. – Это Рэймонд. Они вдвоем с женой Мэри Лу припасли для нас сюрприз. Они хотят купить мою станцию и сразу начать там работы, чтобы поспеть к открытию курорта.
Хотя вид у Гэллама был такой, словно он не собирается продолжать, Грейндж поднял руку.
– Значит, Рэймонд и Мэри Лу собираются купить твою станцию? Предложение выгодное?
– Достаточно.
Грейндж знал дядю как свои пять пальцев. Его ответ означал, что предложение было более чем выгодным.
– Почему ты его не принял?
– Потому что я не продаю. – Дядя Гэллам глотнул пива. – Ни сегодня, ни завтра, и никогда до тех пор, пока я способен заливать бензин.
Грейнджа так и подмывало назвать его старым упрямым дураком. Но в уютной кухне так приятно пахло луком и чесноком, Сирена что-то делала, стоя у раковины, с ее плеча спустился свитер, обнажив молочно-белую кожу. Он смотрел на ее плечо и постепенно успокаивался.