Конечно, можно финтами отвлечь его внимание. Заставить раскрыться. И тогда…
Но Игорь не хотел этого. Нет, забыть про эту несчастную бровь. Забыть!
Даешь настоящий, честный бой! Пусть победит сильнейший!
Прошли первые секунды. И сразу же Игорь почувствовал: что-то не так. Что-то мешало ему, сковывало. Он сперва не понял: что? И лишь в середине раунда догадался. Чертова бровь!
Перед боем он твердо решил: драться, как всегда.
Но оказалось: «как всегда» — не получается. Он все время невольно думал: только не в бровь.
В боксе решает быстрота. Даже не секунды — десятые доли. А у него вдруг все удары, все нырки, уходы, все замедлилось.
«Бровь… Не задеть бы…»
Это отвлекало. Мешало.
Ударил гонг.
Тренер, подав ему воды, тревожно спросил:
— Ты что?
Игорь прополоскал рот, выплюнул длинную струю и качнул головой. Мол, все в порядке.
А сам торопливо думал:
«Как же так? Я хотел равный бой. Честный бой. А получается у Дыни преимущество. Эта чертова бровь, выходит, мешает мне! Не ему, а мне. Проклятье!»
Он не знал, что делать. До гонга оставались считанные секунды. Надо быстро перестроиться. Но как?
И еще: мешало сосредоточиться сознание, что где-то здесь, вот тут, рядом, наверно, в первых рядах, сидит «доброжелатель». Сидит и жадно ждет: когда же?.. Когда?..
Сидит, самоуверенный и наглый. Пусть другие волнуются. Он-то знает: исход боя предрешен.
И невольно взгляд Игоря скользил по первым рядам, по уходящим вверх амфитеатром лицам. Они сливались, мелькали. Он отводил взгляд, старался сосредоточиться, обдумать новый план боя, но через секунду глаза опять сами собой скользили по рядам…
Прозвенел гонг.
Нет, он не успел ничего придумать. И снова мелькали кулаки, чередовались атаки и контратаки. И Игорь чувствовал: нет, не то. Он словно связан.
Черт! Если бы он вовсе не знал про эту проклятую бровь! А теперь…
В зале стояла гнетущая тишина.
Только изредка огромный рупор Васи Кривошеина издавал страдальческий вопль:
— Грязнов!
И тут же смолкал. И слышалось в этом жалобном крике: «Игорь, голубчик, да что с тобой?»
Болельщики не узнавали Грязнова. Где его молниеносные атаки?! Где его удивительное чувство времени?
Это был Грязнов — и не Грязнов.
В перерыве перед последним раундом тренер (он же секундант) яростным шепотом спросил:
— Трусишь, что ли?
Игорь промолчал.
Третий раунд прошел так же тягостно, как предыдущие. Дрались два опытных боксера. Дрались умело. Но не больше. Бой шел без «искорки», без того подъема, который отличает настоящих мастеров.
И когда информатор объявил:
— Победил Семен Дынин… — Игорь кивнул. Да, все правильно.
В раздевалке он медленно сматывал бинты с рук, долго стоял под душем, потом так же долго, неторопливо одевался.
Да, все правильно…
И только дома его вдруг охватила острая, прямо в сердце ужалившая обида.
Все-таки несправедливо. Нет, несправедливо! Он ведь мог выиграть. Врезать разок по брови — и все. Но он хотел по-честному. Да, по-честному. А выходит, эта бровь обернулась против него самого. Великолепно!
Жена накрыла на стол. Поужинали. Даже дочка сегодня не шумела, будто все понимала.
Игорь ушел к себе. Лег на диван.
Болело плечо: это во втором раунде Семен провел чистый прямой. Ныла распухшая губа: тоже память о втором раунде.
Да, благородные, красивые поступки… В книгах они выглядят очень здорово. И всегда награждаются, чуть раньше или чуть позже. Но то в книгах…
И, если честно, — самое досадное, что никто и не узнает об истинной причине его проигрыша. Не пойдет же он, не скажет: «Знаете, ребята, я не хотел бить по брови». Смешно. И хвастливо.
Да, приятно быть благородным на людях, когда все видят, какой ты замечательный. А вот так, в одиночку, все это куда сложнее…
Он лежал и думал, и мысли были невеселые.
То и дело звонил телефон. Друзья. Они утешали, говорили все те слова, которые положены в таких случаях. Он и сам не раз звонил вот так же проигравшему, и так же говорил затасканные, но все же словно бы помогающие слова.
Сейчас беседовать ни с кем не хотелось, но он терпеливо слушал, отвечал.
Да, не повезло… Да, не всегда же выигрывать… Да, конечно, на ринге всяко бывает…
А сам думал:
«А ведь это — мой последний… Самый последний бой. Все. И обидно, что так нелепо…»
И каждый новый звонок — словно укол.