Так прошло более получаса. Витька постепенно успокоился. И голова прояснилась. И икота прошла.
Возле Витьки, за его спиной, пристроились Изя и Алик. Они все время дергались, все лезли с подсказками, но Витька сурово шипел на них.
Собьют только. Что с них проку, если Изе он дает коня вперед?
Постепенно в сплошных шеренгах досок образовались пробелы. Этих зияющих проплешин становилось все больше, а самих досок все меньше…
Вдруг раздались хлипкие аплодисменты. Витька удивленно оторвался от доски. А, это один мальчишка, вон там, в углу, выиграл у Ботвинника!
Да, повезло парню!
Остальные ребята сдавались один за другим. Вскоре остались всего две доски. Витькина и еще одного белобрысого мальчишки из соседней школы. Витька знал его, только фамилию забыл.
Ботвинник все время ходил вдоль шеренги досок, а теперь, когда остались лишь две партии, он попросил белобрысого передвинуться поближе к Витьке, а сам взял стул и сел напротив.
«Конечно. Устал! — мелькнуло у Витьки. — За три часа сколько километров отмахал!»
Он оторвался от доски и первый раз за весь сеанс робко, но внимательно оглядел Ботвинника. Экс-чемпион был уже немолод, под шестьдесят, а Витьке он показался и совсем старым. (Витька всех, кому больше тридцати, считал стариками.) У Ботвинника был высокий крутой лоб и спокойные, строгие глаза за толстыми стеклами очков.
Но долго разглядывать чемпиона у Витьки не было времени, и он снова погрузился в позицию. Ладейный эндшпиль. По две ладьи и по четыре пешки.
«Пожалуй, ничья!» — подумал Витька.
И Ботвинник, словно подслушав, сказал:
— Ничья.
Он как бы и спрашивал, и утверждал сразу.
И Витька, стараясь скрыть радость, негромко подтвердил:
— Да, ничья.
Ботвинник кивнул, легким движением ладони смешал фигуры и передвинул стул к белобрысому — последнему своему противнику.
Витька встал, облегченно вздохнул.
Пока Ботвинник доигрывал партию с белобрысым, Витька все думал: как половчее показать ему доску?
Но Ботвинник как-то очень быстро кончил партию и встал.
«Сейчас уйдет!» — мелькнуло у Витьки.
Медлить было нельзя.
— Михаил Моисеевич, — сам не узнавая свой вдруг осипший голос, сказал Витька. — Я хочу вам показать… Вот… Автограф…
Он торопливо повернул доску к Ботвиннику.
— «Вите Королеву. Учись хорошо. Михаил Ботвинник», — вслух прочел экс-чемпион.
В глазах его за толстыми стеклами очков вдруг промелькнули и удивление, и растерянность, и возмущение, и улыбка — все сразу.
Он снял очки, протер их платком, снова надел.
— Вообще-то… — негромко сказал он. — Обычно я предпочитаю писать на бумаге, а не на дереве…
Он внимательно глянул на вмиг побледневшее Витькино лицо. Увидел настороженные лица Изи и Алика.
На секунду задумался.
— А впрочем… — сказал он. — Я только забыл — когда это я тебе написал? Тут нет даты…
— Это — не мне. Это — брату… Для меня…
Витька торопливо объяснил, как и когда был получен автограф.
— В шахматы ты играешь неплохо, — медленно сказал Ботвинник. — А как мой наказ? Выполнил?
Он пальцем ткнул в слова — «учись хорошо».
Витька кивнул.
— Ну, тогда… — сказал Ботвинник.
Вынул из кармана шариковую ручку, щелкнул кнопочкой и под прежним автографом красным на белых клетках написал:
«Молодец, Витя. Желаю успеха! Михаил Ботвинник».
Он снова щелкнул кнопочкой, убрал перо и ушел.
А Витька, Изя и Алик еще долго рассматривали два автографа. Они шли по белым клеточкам, по диагоналям, один под другим. Один — синий, другой — красный. Правда, почерк нового автографа немного отличался от старого. Да и сама подпись тоже не очень похожа. Но ведь столько лет прошло. Может же за столько лет измениться почерк?!
На следующий день Витька сидел на химии, но учительницу почти не слышал.
Снова видел он Ботвинника.
Вот чемпион тронул рукой очки.
«Вообще-то… Я предпочитаю… на бумаге, а не на доске…
И глаза его. А в глазах — и удивление, и улыбка, и возмущение. Да, да! Именно — возмущение!
Чем же? Чем он недоволен? Неужели?..
Голос химички совсем пропал, растаял где-то…
Витька видел только глаза. За толстыми стеклами очков. Умные, холодные, жесткие глаза Ботвинника.