1 час 45 минут.
— Это милиция? Гражданина Стеринского можно? Это профессор Карасик. Да, да. Не церемоньтесь, пожалуйста. Тем более — меня уже разбудили. А у стариков сон плохой, больше уж не засну. Нет, ничего, ничего. А эта девушка из аптеки — она у вас?
С профессором Галя говорила как в тумане. Все путалось в голове, нервный комок застрял в горле, и его было никак не сглотнуть.
А профессор словно не замечал ее состояния. Дотошно и медленно, как все старики, выспрашивал подробности: как она готовила лекарство и когда? Какие дозы? И как попала на стол колба с термопсисом? Ведь эту траву полагается держать в особом шкафчике.
Как попала на стол? Это Гале понятно. Незадолго до того приготовляла микстуру с термопсисом — и вот, не успела убрать. Да, она, конечно, виновата, очень виновата…
Галя вспомнила про туфельки и закусила губу…
Дозы? Она снова мысленно видела свои аптекарские весы. Острая черная стрелочка уткнулась в тонкую черточку — пять граммов.
Уверена ли она? Абсолютно. Именно термопсис. И именно пять граммов.
— М-да! — сказал профессор. Видимо, хотел что-то добавить, но ничего больше не сказал.
И Галя чувствуя, что сейчас совсем разревется, положила трубку.
Лейтенант слушал этот разговор, а сам видел свою четырехлетнюю дочку, свою Анечку.
Вот она смотрит по телевизору балет, хмурится и говорит:
— Пап! А почему не берут в балерины тетенек повыше? Чтобы им не надо было все время стоять на цыпочках.
А вот Анечка, радостная, пришла из детсада:
— Я сегодня две пятерки получила: одну — за пение, другую — за шею…
А если бы Анечке? Такое лекарство? С термопсисом…
Анатолию Стеринскому вдруг очень хочется позвонить домой. Спросить жену: как там Анечка? Он уже протягивает руку к трубке, но тотчас отдергивает ее. Фу ты! Ночь ведь…
Глядит на Галю. Худенькая, бледная. Тоже, в общем-то, еще ребенок.
«Статья сто шестая», — думает лейтенант.
Он сидит, привычно приставив кулак к подбородку. «Преступница…»
Глядит на щупленькую девушку, на ее детскую шапочку с помпоном и хмуро пожимает плечами…
2 часа 20 минут.
— Докладывает постовой Рябушкин. Обошел всех ночных дворников на участке. Ребенка Медведева никто не знает.
2 часа 35 минут.
— Докладывает постовой Тринчук. Обход закончил. Безрезультатно. Так что ребенок не обнаружен.
2 часа 50 минут.
— Докладывает постовой Азарян. Нет, не найден…
«Вот именно, — хмурилась Галя. — Вот именно. В кино — там всегда просто. Раз — и нашел. А тут… И время… Время-то идет… Уже почти три…»
Глядит на лейтенанта, на его крупные сверкающие, словно с рекламы, зубы, на ровный, в струнку, пробор и отворачивается.
Силы вдруг оставляют ее. Галя теперь словно отупелая. Вдруг будто опустело у нее все внутри. И такая вялость… Сейчас вот заснет, и все… Заснет, и все…
А перед глазами почему-то только одно: вот мать в больнице гладит худыми желтыми пальцами ее руку и шепчет:
— Как одна-то, доченька? Как жить будешь?
И снова видит Галя сухие синеватые губы, невесомые, словно насквозь прозрачные пальцы…
— Как одна-то, доченька? Как жить будешь?..
3 часа 5 минут.
— Говорит дежурный по городу. Запишите, лейтенант. В приемном покое Педиатрического института… Записали? Приемный покой Педиатрического института. Так вот — там доктор Калинкина предупреждена, что в любую минуту к ней может поступить ребенок Медведев с отравлением термопсисом. Ясно? Как только найдете ребенка, — немедленно везите в Педиатрический. Там все наготове. И профессора Карасика сразу доставьте туда же… Ясно?
3 часа 10 минут.
Лейтенант сидел за столом, прижав кулак к подбородку. Он всегда, когда думал, прижимал кулак к подбородку.
Честно говоря, не совсем ясно, что еще предпринять?
Срочно связаться с начальником ЦАБа? (Наверно, у дежурной сотрудницы есть его домашний телефон.) Пусть начальник ЦАБа немедленно вызовет в адресное бюро нескольких людей? («А как? Есть ли у них телефоны? И как они ночью доберутся до ЦАБа?)