Солнце, проникнув сквозь витраж, рассыпало по полу цветные блики. Алета выбрала именно эту гостиную для своего утреннего "малого" приема именно потому, что здесь было солнечно.
В отличие от большинства придворных дам императрица-южанка не пряталась от солнца и не считала потемневшую кожу признаком дурного вкуса.
Впрочем, чего с нее взять? Провинциалка и всего лишь баронесса. До настоящего светского лоска там было — как до Полуночи пешком и без обуви. В тонком умении втоптать подданного в грязь одним движением бровей, Алета пока не преуспела. И дарить свои взгляды как бриллианты, редко, но правильно. И демонстрировать приязнь и холодность не снисходя до слов, и… Многого не умела императрица.
И, похоже, даже не собиралась учиться. На ее приеме царила непринужденная атмосфера южных "салонов", где собирались позлословить под медовые шарики с орехами и не стеснялись перемыть кости кому угодно, хоть самим Темным Богам.
В резиденцию она принесла солнце и мятежный дух Кайоры. И нашлись же те, кому это понравилось! После легендарного бала, который должен был разнести репутацию Ее Величества в брызги, неожиданно образовался целый фронт молодых и дерзких, которые провозгласили Алету своей Золотой Богиней и повязали на рукава ленты цвета красной меди.
А девушки, к ужасу матерей и дуэний, обрезали волосы и отказали "правильным" женихам. В этом сезоне было модно влюбляться в тех, кто носит черный мундир с шевроном в виде танцующей змеи.
Когда в гостиной появился Его Кривоносое Величество, фрейлины грациозно поднялись и синхронно присели в глубоком реверансе, пряча насмешливые взгляды.
— Дорогая, я бы хотел поговорить наедине.
Алета кивком отпустила свиту.
— О чем мы будем говорить?
Ее взгляд был холоден и прям. Да, эта девочка не привыкла уклоняться от схватки. Боец.
— Алета Дженга, я бы хотел знать, где ты была сегодня ночью.
— Спала, — она дернула плечом, — у вас есть сомнения?
— У меня есть уверенность.
— Вот как… И на чем она основана?
— На фактах. Это мой дворец и здесь ничего не происходит без моего ведома.
— Да, безусловно, ничего. Кроме заговоров, покушений и похищений, — насмешливо пропела она.
…Туше! Следовало помнить, что в словесном фехтовании она хороша так же, как на шпагах.
— Алета, я не собираюсь ловить тебя "на горячем". Я просто хочу знать: честь императорской семьи и супружеская клятва для тебя значат хоть что-нибудь?
— Вы обвиняете меня в измене?
— Пока — только в намерении. Ты можешь, глядя мне в глаза, поклясться, что у тебя не было такого намерения?
— Разве за намерения судят, мой император? — она медленно, очень изящно присела, демонстрируя прекрасные манеры и не менее прекрасные плечи.
— За подобные намерения коронованных супруг казнят без суда.
— Надеюсь, мой император, веревка будет шелковой.
— Алета! — он не сдержался и от души врезал кулаком в стену. — Ну что за ребячество? Неужели нельзя хотя бы попытаться… ужиться со мной мирно? Я ведь не урод и не садист, я готов исполнить любой твой каприз в разумных пределах. Взамен мне нужна хотя бы видимость согласия в семье. Неужели я требую так много?
— Мне нужно гораздо меньше.
— Чего же? Если это в моих силах, считай, что все твои просьбы уже исполнены.
— Просьба, — Алета произнесла это тихо и непривычно мягко, без вызова. На миг Рамеру Девятому даже показалось, что он слышит Эшери, и он невольно поежился, предчувствуя недоброе.
Когда Монтрез начинал вот так стелить облака под ноги, его оппонентам следовало убегать и прятаться, пока еще отпускают…
— Я хочу получить свободу. Я ношу ребенка крови Дженга и я вышла за вас замуж. Клятва исполнена. Теперь мы можем получить развод?
Повелитель выдохнул. Получил в обе руки? Держишь? Молодец, змей!
— Алета… Ты не хочешь даже попытаться? Просто — попробовать.
Антрацитовый взгляд встретился с зеленым… и стек водой. Кто сказал, что самый твердый камень — алмаз? Куда ему до изумруда!
— Я люблю Марка. И только с ним хочу прожить жизнь.
— Это твое окончательное решение?
— Да, мой император.
Еще один выверенный поклон — и еще один прямой взгляд. Да, женское коварство и хитрость тут и не ночевали. Его девочка — как шпага: прямая, чистая и смертельно опасная. Для того, кто имел неосторожность подставиться.
— Хорошо, — Рамер пожал плечами. — Ты получишь свою свободу.