— Точно, — согласился Колин.
Я припомнила мамины слова и невольно подумала, что, наверное, такое отношение к чувствам ненормально.
— Колин, ты никогда не считал себя идеалистом? — спросила я. — Не думал, что стремишься к тому, чего на самом деле не существует? Не то чтобы я была пессимисткой, но, хотя хочется верить, что «бум» или «мы» бывают в реальности, порой я готова смириться.
Может быть, мама права. Может, я ищу нереального.
— Разумеется, это существует, — горячо возразил Колин. — Но, как я уже говорил, некоторым из нас требуется немного больше времени, чтобы это найти.
Некоторое время мы оба молчали, я вспомнила Ллойда Доблера, и тут мне пришла одна мысль. Я отправилась на поиски двадцати парней, но ни один из них не пытался разыскать меня. Конечно, можно сколько угодно смеяться над ними, как над Уэйдом или близнецами, но факт в том, что с того момента, как мы расстались, ни один из них не звонил и не писал мне — не говоря уж о «бумбоксе». Никому не было дела до меня.
— О чем ты думаешь? — поинтересовался Колин.
— Ни о чем, — с улыбкой взглянула я на него. — Кто бы мог подумать, что такой дамский угодник, как ты, может быть таким романтиком.
Колин швырнул в меня подушкой.
Мы по-прежнему сидели в полумраке, Колин закурил сигарету, чего, по его словам, обычно не делает. Вообще-то я считаю курение вульгарной привычкой, но в том, как это делает Колин, есть нечто ужасно сексуальное. Может, дело в, том, как тлеющий кончик сигареты освещает лицо, когда он затягивается, или в том, как струится в воздухе дым, озаряемый светом уличных фонарей. Не знаю. Просто типичный для Нью-Йорка сексуальный миг, порой вы видите это в кино или в журнале, а если повезет, то переживаете и в жизни. Жара, дым, шум, вино, собака, полупустые картонки из-под еды на столе, хулахуп в углу и дух решительности, делающий этот город таким удивительным. Мне нравится Колин. Не понимаю, с чего я так нервничала перед встречей с ним. Для такого симпатичного парня он на удивление скромен. Мне с ним легко.
— Расскажи мне про свой аккордеон, — попросила я, когда он докуривал.
— Ладно, — согласился он. — Но тогда иди ложись рядом со мной, потому что я не хочу говорить громко. Не хочу, чтобы кто-нибудь подслушал.
Со смехом я поднялась и переместилась на его конец дивана. Он подвинулся, и я, устроившись рядом, положила голову ему на плечо. Колин начинает рассказ.
— Ну, он примерно такого размера, — прошептал он, разводя ладони примерно на фут. — Но может быть и таким, — добавил еще фут. — И по бокам у него кнопки. — Он быстро задвигал ладонями сверху вниз.
— А разве у него нет клавиш с одной стороны? — переспросила я. Мне казалось, у всех аккордеонов так.
— Нет, это у простых аккордеонов, — пояснил он. — А мой аккордеон — кнопочный. Никаких клавиш — только кнопки.
Я улыбнулась… понятно.
— А какого он цвета?
— Красный.
— А как звучит?
— Вот так — бум ба ба, бум ба ба. — Колин чудесно имитировал звук аккордеона. — Хочешь послушать песенку?
Я энергично кивнула. Откашлявшись, Колин начал играть на воображаемом аккордеоне и напевать:
— «Спасибо за время, что ты подарила мне. Воспоминания хранит моя память…»
Я широко улыбнулась! песня знакомая — «Трижды женщина».
— И вот мы дошли до конца радуги, я скажу это вслух. Ты…
— Ты! — вступила я.
— Дважды.
— Дважды!
— Двадцать раз женщина!
Двадцать раз? Игриво шлепнула Колина.
— И я люблю тебя. Лю-у-у-блю тебя!
Колин завершил свою версию «Трижды женщины», я не могла сдержаться, чтобы не спросить, о чем эта песня:
— Что значит быть трижды женщиной? Или двадцать раз?
— Ума не приложу. — И вновь запел! — Поэтому я такой милый! Милый, как воскресное утро…
Я захохотала и опять шлепнула Колина:
— Ну какой же ты дурачок!
Не помню, как я засыпала, но утром проснулась на диване Колина. Бросив взгляд в сторону кухни, увидела его у плиты, с лопаточкой в руках. На нем были футболка и трусы, как в тот день, когда я встретила его после свидания с Роджером. Ева крутилась у его ног, слизывая с пола капли и крошки — сегодня она у нас вместо швабры. Услышав, что я встала, Колин обернулся. Волосы у него растрепаны, глаза заспанные.
— Добренькое утречко! — взмахнул он рукой. Затем жестом указал на маленький кухонный столик: — Пожалуйста, присаживайся.
Я подошла к столику и не смогла сдержать улыбки. На пластиковой салфетке тарелка, приборы, стакан апельсинового сока и бутылочка из-под пива с воткнутым в горлышко пучком зеленых листьев.