— Но за мной ты такого права не признаёшь, — замечает Вран.
— Да, не признаю, — просто отвечает Бая. — Потому что я не просто так подарила тебе эту серьгу двенадцать лет назад — потому что я не просто так, как ты сказал, дарю тебе все эти слова снова и снова. Я не вольна вершить судьбы тех, кто отказался от моего покровительства много лет назад — но я вольна взять тебя за твой упрямый подбородок, посмотреть в твои упрямые глаза и сказать тебе: нет. Только тебе. Ты же не станешь спорить со мной, что глава племени и её бывшие соплеменники и волчица, связавшая свои души с тем, с кем она пожелала всем сердцем — это несколько разные вещи, Вран с Белых болот?
— Почему ты всё время называешь меня Враном с Белых болот, красавица? — усмехается Вран. — Я нахожусь на Белых болотах — но я совсем не с них. Кажется, совсем недавно я был для тебя Вороном из Сухолесья. Что изменилось?
— Ты никогда не был для меня Вороном из Сухолесья, — хмыкает Бая. — Просто, назови я тебя твоим настоящим именем раньше, вряд ли бы ты это понял. Хотя, кажется, ты не понимаешь этого и сейчас.
— Ну почему же, — негромко отвечает Вран. — Понимаю.
— Надеюсь, — говорит Бая.
Они замолкают — Вран смотрит на неё, а Бая — на него.
Бая не знает, удалось ли ей наконец достучаться до него — или он просто в очередной раз любезно притворился, что полностью с ней согласен, хотя на самом деле голоса в его голове, зародившиеся вместе и с его рождением тоже, эти проклятые голоса, росшие и крепшие вместе с ним, требующие от него стать волком, затем — стоящим чего-то волком, затем — волком во главе других волков, продолжают шептать у него в голове, находя новые доказательства того, что Вран совсем не справился с главным делом своей жизни — тем же самым доказательством. Бая не умеет читать мысли — и, честно говоря, даже если бы волки обладали такой способностью, она уверена, что Вран смог бы обвести вокруг пальца и эту силу. Это же Вран — это же то, чем Вран живёт и, возможно, будет жить. Несмотря на все её слова.
Но это не значит, что Бая перестанет произносить эти слова. Раз за разом. Столько, сколько потребуется. Столько, сколько потребуется, чтобы хотя бы иногда, хотя бы изредка лёд в неприступной усмешке глаз Врана трескался — и Бая хотя бы на несколько мгновений видела в нём то, что увидела совсем недавно.
— Хорошо, — говорит наконец Вран. — Допустим, мы мужественно приняли выборы тех, кто когда-то сделал выбор покинуть Белые болота. Допустим, мы скорбим по Зиме, Нереву, Самбору, Горану и Зорану, но с лёгким сердцем отпускаем их в вечный лес, веря, что и он примет их выбор — а он, возможно, и принял, иначе Солн бы непременно сообщил мне о пятерых моих незадачливых друзьях, застрявших по моей вине у входа в вечный лес под нечленораздельное, но весьма осуждающее клокотание их предков. Допустим, мы верим, что у них сейчас всё хорошо. Но у нас есть кое-кто, кому сейчас определённо не очень хорошо — Травный, чья душа застряла у меня в груди. Я бы с радостью избавился от неё, красавица — но, похоже, Травный и сам не знает, как её у меня забрать. Что мы будем делать с этим?
— С этим? — задумчиво спрашивает Бая. — Ну, я думаю, мы позволим Травному самому решать, что нам с этим делать. В вечном лесу. Куда предки так стараются тебя затащить. Ты никогда не думал, красавец, что они просто не могут вернуть душу Травного, пока ты здесь?
— О, — говорит Вран.
«О», — говорит его лицо.
Но это снова дурное, погружающее Врана совсем не туда, куда стоит, «о».
— Но это не значит, что я отпущу тебя туда прямо сейчас, — быстро добавляет Бая.
— Ну конечно, — хмыкает Вран. — И ты не сделаешь этого, потому что?..
Потому что я не отпущу тебя от себя больше ни на шаг, думает Бая. Какой тебе вечный лес без меня? Ты не смог не превратить свою жизнь в бессмысленное и беспощадное издевательство над собой и в этом. Нет, Вран с Белых болот, Бая уже отпустила тебя однажды — и Бая уже увидела, что из этого может выйти.
Но вслух Бая говорит:
— Потому что Травный — мудак.
Вран моргает.