— Не я это придумывал, красавица, — отвечает Вран. — Знал бы, как правильно, сделал бы сразу, и народ бы не смешил. И тебя.
— Ну, меня-то можно посмешить, — замечает девушка. — Меня посмешить — это дело хорошее, Вран из Сухолесья. Пока меня смешишь — и время быстро идёт, верно же? Вот, смотри: пришли уже.
Вран моргает. Отводит взгляд с её лица — и понимает, что она права. Вот конец леса, вот поле заснеженное, а вот и частокол их деревни — невысокий частокол, прохудившийся, какую зиму уже его уплотнить хотят, да всё руки не доходят. Кажется Врану, что он кого-то и в возвышающейся над оградой хлипкой сторожке видит; может, не одного даже, а двоих.
— Стой, стой, — шипит он, тревожно девушку за руку перехватывая: навострилась уже прямиком ко входу. — Ты что, с ума сошла? Надо в обход…
Вран осекается. Слишком уж тёплая у девушки рубаха, словно только с печки сняла. Промёрзнуть уж давно должна была, если только…
…кожа не греет…
И снова странность: разве у нечисток кожа тёплой бывает? Неживые они, неоткуда теплу взяться, нечему тело согревать — душа-то в нём есть, да только неправильная уже, искажённая, совсем по другим правилам живущая.
— …идти? — заканчивает за него девушка невозмутимо, и не думая руку выдёргивать. — Что же ты, жену предупредил, а сторожей не предупредил, Вран двадцати четырёх лет от роду? Странная у вас деревня — нос в чужие дела ночные совать… Мало ли, за чем ты в лес пошёл?
— Примета это плохая, красавица, — заявляет Вран. — За чем пошёл, то мог не получить, а нечисток за собой привёл. Вот как тебя, например. Что ты думаешь, по головке меня за это погладят?
— Да не нужна мне твоя деревня, — пожимает плечами девушка. — Но если хочешь ещё погулять…
Конечно, Вран не хочет — но выбора у него нет. Он тянет девушку за собой, вдоль границы между лесом и полем, затем спохватывается, разжимает пальцы. Девушка смешливо фыркает, но ничего не говорит.
Так и идут они в непривычной тишине, пока не скрывается впереди сторожка, а круглая изгородь деревни не делает поворот: вот здесь уже можно из леса выйти, здесь Врана уже точно не заметят. Если вообще заметили бы. Ночевать сегодня поставили Деяна — и Деян, скорее всего, правда там ночует, а не покой соплеменников охраняет. Не помогло Деяну его имя, не отличается он деятельностью. Только всё мечтает, как воином станет великим без всякой волчьей силы и однажды деревню защитит, а девки его, развесив уши, слушают.
— Что-то ты притихла, красавица, — замечает Вран, когда они сворачивают в поле, и его сапоги проваливаются в снег по самые голенища. — Не нравится дух деревни нашей? У нас здесь много оберегов, на любой вкус. Может, лучше в лесу своём останешься?
— От меня у вас оберегов нет, — хмыкает девушка, быстро и ловко ступая по снегу — словно не по сугробам идёт, а по хорошо протоптанной летней тропинке.
Она уже не перед Враном пятится — рядом шагает, уверенно так шагает. Вран всё пытается в её глазах хоть какой-то отблеск страха уловить, отвращения — но тщетно.
— Это вряд ли, красавица, — говорит он. — Мы же знаем, кто к нам прийти может, ко всему готовы. Ты, наверное, просто ещё далеко.
— Да? — улыбается девушка. До частокола остаётся немного совсем, с дюжину хвостов волчьих — Вран и сам понимает, как глупо звучат его слова. — И кто к вам пришёл, Вран из Сухолесья? Кто я такая, как ты думаешь?
Вран облизывает губы.
— А если я отвечу правильно, то что?
— Да ничего. Просто любопытно.
— Нет, красавица, так не…
— Ты условий мне не ставь, Вран из Сухолесья, — сужает глаза девушка. — Я тут загадки загадываю, я на них ответы и получаю. Так что — кто я, по-твоему?
— Русалка, — говорит Вран.
— Русалка?.. — переспрашивает девушка. — Серьёзно? На утопленницу я похожа, что ли?
— Не похожа, — признаёт Вран.
— И что, это твой единственный ответ?
Вран неопределённо передёргивает плечами.
— Ночница ещё, — предлагает он. — Ночницы чаще возле домов ошив… ходят, но у нас всё от ваших защищено, вот и застряла ты в лесу, пройти не можешь. Угадал?
Губы девушки начинают дрожать. Вран уже это считывает: снова рассмеяться хочет.
— Нет, не угадал, — качает она головой. — Чушь какую-то несёшь, а до самого очевидного не догадался.
— И что же это — «самое очевидное»?
Они останавливаются у частокола. Прямо у щели небольшой: здоровый мужик не протиснется, а Вран, если боком повернётся, — легко.