Понятное дело, в работе контрразведчика бывают такие случаи, когда, подобно бегуну на короткие дистанции, нужно обладать отличным стартом, но, видимо, Каиров был рожден для далеких расстояний, расстояний, где можно начинать не спеша, приберегая силы для заключительного рывка. Он мог нравиться или не нравиться, но не считаться с ним было нельзя. Каиров придерживался того мнения, что поспешность чаще всего дает хотя и эффектные, но поверхностные результаты.
Работая с молодыми сотрудниками, Каиров считал своим долгом воспитывать их, передавать собственный опыт, вызывать на споры, на разговоры. Любую паузу, свободную минуту он использовал для этих целей. Человек, не знающий его или знающий плохо, мог принять Каирова просто за пожилого мужчину, склонного к нравоучениям. Каиров жалел, что не имел возможности окончить какое-нибудь педагогическое заведение, и понимал, что с методикой дело у него обстоит плоховато.
- Наше поколение, - любил повторять он, - пришло на землю в интересное время, но слишком бурное. Мы многое сделали, но далеко не все, на что имели право.
- А можно ли сделать все? - как-то спросил Чирков. - И как понимать это «все»?
- Условно понимать, Егор Матвеевич. Я полагаю, как ни печально, есть предел человеческим возможностям.
Схематично его можно представить в виде круга. То, что внутри круга, я и называю «все».
- Значит, предел есть?
- В жизни одного человека - безусловно. Тот факт, что само наше существование ограничено временным отрезком, подтверждает мои слова. А если учесть, что и отведенные нам годы мы чаще всего используем не лучшим образом, то… Сами понимаете. Я, например, страдаю из-за отсутствия систематической, фундаментальной подготовки. До многого своим умом доходил.
- Это же хорошо.
- Хорошо, хорошо… Но не продуктивно. Все равно, что самому велосипед изобретать!
В тот день у них был другой разговор. Но он мало чем отличался от приведенного выше. Разговор о жизни, когда высказываются обыкновенные, в общем-то не новые вещи.
Каиров поднял трубку. Татьяна Дорофеева, волнуясь, сказала:
- Вы заказывали «Былое и думы»?
- Неделю назад.
- Книга поступила.
- Вы не могли бы принести ее?
- А где я вас найду?
- Там, где и в прежний раз. Вас будет ждать мой друг.
- Хорошо.
Узкие дощечки паркета, уложенные елочкой, поскрипывали под сапогами Чиркова, медленно ходившего по кабинету. Заложив руки за спину и опустив голову, он смотрел на сухой неначищенный паркет очень сложной цветовой гаммы, где были перемешаны множество оттенков от желтого до темно-бурого. Да, везде и всюду есть оттенки. Людей одинаковых тоже нет, и дел, и поступков…
Как всегда неторопливо Каиров положил телефонную трубку. Откинулся на спинку стула.
- С Дорофеевой кто-то вышел на контакт. Отправляйтесь в городской парк. Там будет ждать Татьяна. Выясните обстановку, в случае необходимости принимайте решение самостоятельно.
- Слушаюсь! - четко ответил капитан.
ЧЕМОДАН
Внезапно полил дождь. Небо осело. Оно не было темным, а, наоборот, удручало однообразным светло-серым цветом - первым признаком затяжного дождя. Вода оседлала улицы И лужи расползлись по тротуарам, и ручьи затемнели, как трещины.
Чирков, который вышел из штаба в кителе, без шинели, без плащ-палатки, заторопился, перебегая от дерева к дереву, где под зелеными молодыми листьями дождь стегал не так хлестко.
Перед входом в городской парк была открытая площадка. И когда он бежал через нее, то вымок основательно.
Входные чугунные ворота, сорванные взрывной волной, лежали на мокрой щебенке, но тесная кирпичная будка - в безмятежные довоенные времена здесь хозяйничала кассирша, дама солидная, высокомерная, - сохранилась, только покосившаяся дверь больше не закрывалась.
В будке Чирков увидел Татьяну. Она тоже была без плаща. И серый двубортный жакет ее хранил следы дождевых капель.
Она удивленно, но вместе с тем жалостливо и капризно произнесла только одно слово:
- Ты?
А он, готовый к встрече, негромко, без всяких эмоций спросил:
- Что стряслось?
Она торопливо достала из сумочки паспорт и квитанцию в камеру хранения.
- Вот.
И потом быстро-быстро, очень волнуясь, стала рассказывать, как ей позвонили на работу, назвали пароль, затем велели приподнять абонементный ящик, взять паспорт и квитанцию и получить на железнодорожном вокзале чемодан.
Чирков раскрыл паспорт. Он был выписан на имя Деветьяровой Ефросиньи Петровны. Но фотография на паспорте была приклеена Татьяны.
- Что мне делать? - спросила она.