- Садитесь, господа. - Он был смешон в своем дорогом костюме, без туфель. Тоже местная традиция! - Человек до конца жизни может не научиться ценить деньги, но о времени, рано или поздно, как это говорят в России, он спохватится. Господин Сованков, я много слышал о вас хорошего от моего друга Фрица. Буду краток… Россия проиграла войну. Япония победила. Но она победила не русский народ, а косную русскую государственную машину. Эта машина, если ее вовремя не заменить, приведет Россию к гибели. Помните, Сованков, сотрудничая с
Германией, вы являетесь прежде всего подлинным патриотом своего народа… Завтра вы возвращаетесь в Россию. Поезжайте на Черноморское побережье Кавказа. Осядьте в удобном для вас порту. Купите трактир. И назовите его «Старый краб». Клиентуру выбирайте среди моряков. Наблюдайте, запоминайте. Ничего не записывайте. Однажды к вам придет наш человек и скажет: «Я лучший друг Фрица». Поступите в его распоряжение.
Штокман умолк. Пристально посмотрел на Сованкова.
- Вопросы есть?
- Может, мне поменять фамилию?
- Нет. Будете работать под своей фамилией, с подлинной биографией. Ваша агентурная кличка - Японец.
- Почему?
- Так нужно. Если вопросов больше нет, до свиданья, господа. Приятной вам ночи.
ПАУТИНА
Герр Штокман знал цену копейке. Не успел Сованков поселиться на Черноморском побережье, как уже через неделю пришел к нему человек с совершенно незапоминающимся лицом и объявил себя другом Фрица.
Пробыл он у Сованкова около месяца. Обучил его тайнописи, фотографии, некоторым приемам шпионского ремесла.
Затем Сованков устроился учетчиком в управление порта. Немецкую разведку интересовали сведения о товарообороте порта, тоннаже судов, политическом настроении в среде рабочих, интеллигентов, обывателей…
В четырнадцатом году, когда началась мировая война, отрабатывать немецкие деньги стало хлопотнее, опаснее. За шпионаж грозила смертная казнь. Между тем в доме Сованкова время от времени появлялись хмурые, молчаливые люди с тяжелыми чемоданами. А потом в порту взрывались суда, горели склады…
Осенью 1919 года связь с «друзьями Фрица» прервалась. Сованков женился. Но вскоре жена умерла от сердечного приступа, не оставив ему детей. С тех пор он жил бобылем в своем небольшом доме при запущенном фруктовом саде…
Никто не ждет вечно наград или наказаний за совершенный проступок. Проходит время, туманится… И былое кажется сном.
Летом 1935 года Сованков увидел возле своего забора семью. Сразу было понятно, что это курортники. Мужчина в соломенной шляпе и белом чесучовом костюме. Моложавая женщина в сарафане. И двое мальчишек дошкольного возраста.
Мужчина устало и невесело произнес:
- Нам сказали, что вы сдаете комнату.
- Никогда этого не делал, - ответил Сованков.
- Как же нам быть? - сокрушенно спросила женщина. - У меня подкашиваются ноги.
Сованков пожалел ее. Чем-то она напоминала ему покойную жену.
- В доме четыре комнаты, - сказал он. - Я живу один. Пожалуйста, поселяйтесь. Только постельное белье стирайте и меняйте сами.
Так они и поселились у него, эти люди из Ленинграда. Прожили четыре недели. А в день отъезда мужчина в соломенной шляпе вызвал Сованкова в сад. И тихо, чтобы никто не слышал, сказал: «Петр Евдокимович, знаете, я лучший друг Фрица».
Подкосились ноги у Сованкова. Словно лодка, закачался в глазах белый свет. Опустился он на скамейку. Задохнулся…
- Вы не волнуйтесь, Петр Евдокимович. Ничего особенного от вас не требуется. Живите как и жили. Пустячная информация. Только информация. Раз в месяц будете посылать письмо по оставленному мною адресу.
- Что я должен писать?
- То, что и раньше. Сущие пустяки. Какие корабли приходят в порт, какие уходят. Что привозят, что увозят. Характер продукции местных заводов. Станции назначения для грузов…
- Я ничего об этом не знаю.
- Понимаю… Проявляйте неназойливый интерес. По мере возможностей.
- А если я откажусь? Я же тогда по глупости, по молодости…
- Не думаю, чтобы вам удалось убедить в этом органы НКВД.
Молчал Сованков, тяжело, придавленно. Потом:
- Уж долго вы не приходили. Свыкся с мыслью, что нормальный человек…
- Великолепно! Это лучшее, что может быть. Мы на вас очень рассчитывали. Мне поручено передать вам солидную сумму денег…
Это неправда, что деньги не пахнут. Сребреники за предательство пахнут страшнее и отвратительнее, чем самая мрачная свалка. И если Иуда не способен использовать их для разгула и сластолюбия, они тяготят его, как трудная, опасная ноша.