Было принято решение, показавшееся самым разумным. Лошадей укрыть в конюшне егеря. Семену Лобачеву отправиться в штаб эскадрона. Трое же - Иван Поддувайло, Борис Кнут, Иван Беспризорный - останутся в доме егеря - в засаде.
Семен Лобачев вскочил в седло…
Поддувайло и Кнут снимали смазку с «максима», который они вытащили из погреба. Иван Беспризорный, наблюдатель, сидел у окна.
Старуха сказала:
- Сынки, я вам картошки наварю. И мука у меня есть. Оладьи пожарить можно.
- Спасибо, товарищ мамаша, - ответил Поддувайло и поинтересовался: - Скажите, как вас зовут?
- Матрена Степановна.
- Спасибо вам, Матрена Степановна. Мы про ваше хорошее участие командирам доложим.
Боря Кнут улыбнулся. Озорно спросил:
- Нескромный вопрос. Я понимаю. Но чего это вы на своего дражайшего муженька зуб имеете?
- А это уже наше между ним дело…
Матрена Степановна ушла к печи. Некоторое время никто ничего не говорил. И только было слышно, как позвякивали детали пулемета да гремела конфорками хозяйка.
Потом Кнут подмигнул Поддувайло, кивком головы указал на Беспризорного:
- Опять Иван стихи пишет.
Беспризорный положил карандаш на подоконник. Ответил:
- Первую строчку придумал. «Жестокое слово «засада»…»
- Верно, - согласился Кнут. - Слово такое, что кровью от него пахнет, как… Ищу культурное сравнение. Как из ствола порохом.
- Слово обыкновенное, - отозвался Иван Беспризорный. - Только очень старое. Придет время, и оно умрет.
- А разве слова умирают?
- Конечно. Только не так легко, как люди.
- А я не верю, - возразил Кнут. - Что их, чахотка поедает?
- Время хуже чахотки. Вот пример. Ямщик - мертвое слово. Потому что нет на Руси ямщиков. Последний, может, уже полвека в земле лежит.
- Значит, когда-нибудь и последняя засада будет?..
- Выходит, так.
Боря Кнут лицом посветлел, точно небо на рассвете:
- Братцы, кто знает: вдруг наша засада и есть самая последняя.
- Все может быть… Гадать не время, - ответил Беспризорный, всматриваясь в окно, и с тревогой добавил: - Лобачев вернулся.
Они услышали цокот копыт во дворе. А вот уже и Лобачев вбегает в комнату:
- Бандиты!
- Много?
- Десятка три. В километре от оврага. Двигаются в нашем направлении.
Поддувайло выпрямился. Руки ниже пояса. Пальцы в смазке.
- Лобачев, мигом прячь лошадей в конюшню. Пулемет на чердак. Занимаем круговую оборону. Кнут - север. Беспризорный - восток. Лобачев - юг. Они двигаются с запада. Я встречу их пулеметом. Раньше меня никто огонь не открывает. Подойдут близко, встречайте гранатами. К бою, товарищи! Кнут, помоги мне втащить пулемет.
Возможно, осторожность и не родная сестра победы. Но все равно они в близком родстве. И это понимают бандиты. И без нужды не рискуют.
Они сосредоточились в овраге. Вперед выслали только одного. И он не шел, а трусил мелко, как побитая собака, точно чувствовал, что всадят ему сегодня промеж костей несколько граммов свинца. И жизнь кончится, и страх тоже… Он был совсем молодой. Может, шестнадцати лет, может, семнадцати… Чей-то кулацкий сынок… И вот он двигался к дому егеря Воронина с обрезом наперевес. И, конечно, очень боялся. Он не упал, а плюхнулся на землю, когда раскрылась дверь и вышла Матрена Степановна. А потом, увидев старую женщину, он сообразил, что ему, казаку, не к лицу лежать перед ней на пузе, поднялся, подтянул штаны и крикнул:
- Тетка! Хозяин дома?
- Шоб тебя, проклятый, лешак побрал вместе с моим хозяином.
Парень осмелел:
- Тетка! А ты одна?
- Отвяжись, окаянный… Нешто в мои годы полюбовников приваживать?
- Эй! - закричал парень, повернувшись лицом к оврагу, и замахал над головой рукой.
Из оврага стали выбираться бандиты, и конные и пешие. Гурьбой, наперегонки устремились к дому, силясь опередить друг друга, чтобы разжиться жратвой.
Иван Поддувайло очень удивился этому. Он не знал, что кавалерийский эскадрон жестоко потрепал бандитов. И преследует их буквально по пятам, что полковник Козяков уже несколько часов лежит мертвый и что бандиты очень торопятся…