- Позвольте не разделить вашу точку зрения. Наследование от поколения к поколению какой-то одной профессии может явиться выражением врожденных способностей…
Роксан прервал Каирова, махнув руками и скорчив гримасу - от нее лицо наморщинилось кругами, словно мода, в которую бросили камень.
- Дети Пушкина не стали поэтами. А Льва Толстого - писателями. Я не знаю, может, в каких-то сферах… Скажем, потомственный рыбак, потомственный моряк, потомственный хлебороб… Возможно, здесь, где какие-то чисто механические, практические навыки имеют превалирующее значение. Возможно, здесь наследование профессии имеет положительную роль. Но в искусстве это приводит к рождению бездарности.
- Вашим суждениям не хватает последовательности и справедливости.
- Вы знаете, что Монтескье говорил о справедливости?.. Справедливость - это соотношение между вещами: оно всегда одно и то же, какое бы существо его ни рассматривало… Правда, люди не всегда улавливают его, больше того: нередко они, видя это соотношение, уклоняются от него. Лучше всего они видят собственную выгоду. Справедливость возвышает свой голос, но он заглушается шумом страстей. Люди могут совершать несправедливости, потому что они извлекают из этого выгоду и потому что свое собственное благополучие предпочитают благополучию других… Понапрасну никто не делает зла…
- Я понял. Опираясь на учение Монтескье, а конкретно на понятие о несправедливости, вы предпочитаете собственное благополучие благополучию других.
- Не понимаю ваших шуток, товарищ полковник, - Роксан вскочил со стула, на лице возмущение.
- Садитесь, Михаил Георгиевич. Не волнуйтесь. Это особый разговор, и я приехал из Поти не для того, чтобы вести его с вами. Сегодня меня интересует только Сизов. Расскажите все, что вы о нем знаете. Садитесь, садитесь!
Не улыбался теперь Роксан. Сидел сосредоточенный. Умно смотрел на Каирова. Лишь иногда морщил лоб, точно что-то вспоминал.
- Сизов… - Роксан прокашлялся. - Это был сложный человек. Противоречивый. И скрытный. Последствия контузии, видимо, - его тряхнуло под Ростовом - сказывались самым странным образом. Он иногда проявлял потрясающую наивность и даже чудовищную неосведомленность, скажем, о предвоенной жизни в стране.
- Какая ваша официальная должность?
- Заместитель начальника гарнизонного военфлотторга.
- Сизов был пехотный офицер. При каких обстоятельствах вы познакомились и сблизились?
- Все просто… Мы мужчины. Я буду откровенен. Мне уже тогда нравилась Татьяна Дорофеева. В свободные минуты - а у нас, снабженцев, они случаются, к сожалению, редко - я забегал к пей в библиотеку. Между нами существовали самые дружеские отношения. Словом, это был типичный пример безответной любви. Татьяна - человек ограниченный, но по-женски хитрый. Она не отталкивала меня. И, принимая подарки, давала лишь туманные обещания. Сизов тоже стал приходить в библиотеку. Когда она сдала комнату, я понял, что у меня есть удачливый соперник.
Роксан достал из кармана мятую пачку «Беломора».
- Разрешите закурить?
- Конечно.
- А вы? Курите, - предложил Роксан.
- Бросил. Второй день не курю…
- Желаю удачи… - Роксан чиркнул зажигалкой. - Получился пресловутый «любовный треугольник». С той лишь разницей, что соперники оказались друзьями. Сизов так смог все повернуть… И я почувствовал себя необходимым для этой приятной, как мне казалось, счастливой пары. Услуги, которые я им оказывал, вызывали у них чувство благодарности…
- Сизов знал, что вы через посредство Дорофеевой торгуете продуктами?
Прямо-таки взвился Роксан:
- Этого не было, товарищ полковник! Такова уж несчастная доля снабженцев! На нас всех собак вешают!..
- Михаил Георгиевич… Это по-детски. Вопрос серьезен. Я сформулирую его так. Не пытался ли Сизов шантажировать вас?
- Зачем? - удивился Роксан.
- Значит, нет… - Каиров уклонился от разъяснений. Сказал: - Как я полагаю, занимая такую должность, вы должны иметь в своем подчинении транспортные средства.
- У меня персональная «эмка». И четырнадцать грузовых машин.
- Богато живете.
- Нет, товарищ полковник. Грузовиков мало. Всегда в разъездах.
Дым от папиросы плыл по комнате. Каиров встал и открыл форточку. Он не вернулся к столу, а остался стоять у стены, чуть опершись о выкрашенную в салатовый цвет панель.
- Вспомните, Михаил Георгиевич, вы не ездили с Сизовым в Перевальный?
Нет, Роксан не изменился в лице, не покраснел, не побледнел. Спокойно, даже несколько равнодушно ответил: