Куприянов предложил у него поселиться, я приглашение принял. Куда денешься, когда выбирать не из чего. Но у него в трех комнатах пятеро детей мал-мала-меньше. И жена опять беременная. Неделю у него пожил, а потом поблагодарил за приют. Чего людей стеснять, тем более я им даже не родственник, а так, непонять кто. Да и детвора те еще разведчики. От любопытства залезут в шмутки, найдут чего им видеть не положено. Еще и маме с папой покажут, потом проблем на пустом месте не разгребешь. Нет уж! Петрович захлопотал, куда ты, да как ты, да я уже недельку покрутился по городу, глянул, что к чему и предложил к стройке евоной меня определить. А дальше будет видно.
Сколотил на стройплощадке сарайку три на три, из некондиции всякой, благо тут морозов, как Хабаровске, не бывает. В порту раздобыл жести пару листов, обрезок трубы для дымохода да железную бочечку-полсотку. Они тут толстостенные, миллиметра три, нашим не чета! Вырубил дверцу с поддувалом, свернул трубу и колено, вот и очаг в доме. Поддымливает, пока холодная, но для меня некритично. На объектах полжизни в таких прожил, не впервой. Конурка маленькая, зато я сам себе хозяин, мне в ней тихо и уютно. Топчан соорудил из ящиков от бананов, матрац купил с парой одеял, пару простыней, лампу керосиновую. Нормально! Даже пахнет приятно. Так и живу теперь — днем со строителями принеси-подай, ночью сторожу.
Осталось с кузнецом в сговор войти, чтобы он трубу мне к печке приварил. Но здешний коваль жадный, как еврей, семь долларов заломил! Русский называется… Не зря его Яковлевичем кличут! Я б, конечно, дал сколь просит, но нельзя! Несуразно выйдет — живу в хибаре, а деньгами швыряюсь. Сразу пересуды пойдут, кто-нибудь из местной шантрапы заинтересуется, а там и до беды недалеко. Оно мне надо? Буду торговаться до победного! Или чувальчик сложу, только глины надо хорошей найти.
Петрович платит мне семь долларов в неделю, иногда угощает домашней снедью. Недавно приглашал на чай с пирогами. За последние полгода поотвык я от домашнего уюта. Жизнь все больше кочевая, ближе к казарменной да барачной. Загрубел от нее, ожестоковател. А тут уютная кухонька, самовар, скатерка кружевная, занавесочки на окнах, рафинад беленький, чай из блюдечек. Как я из квартиранта стал приходящим гостем, хозяйка, поначалу хмуровато на меня поглядывающая, здорово подобрела. Улыбчивая стала, приветливая. Тут же детишки белявые, шебутные крутятся. Они такие… кто родитель, тот поймет. Простецкие рассказы Петровича и его Фроси про здешнее житье-бытье. Добрые, хорошие люди. Не напоказ, а от души. Нехорошо завидовать, а трудно удержаться-то. У меня тоже все было! И кануло, как в прорубь. Домой захотелось до судорог. Пришлось перед сном лекарства пить, так сердце засбоило… Не буду к ним больше ходить, расстройство одно.
Со стороны посмотреть, веду жизнь тихую, скромную. Смотрю вокруг себя, слушаю, в церковь захаживаю, все для себя новое на ус мотаю. Учу английский. Церковным сторожем жить можно, спору нет. Но не за этим я сюда ехал. На задуманную мной экспедицию нужны деньги. Фрахт корабля, снаряга, продовольствие, оружие, носильщики, проводник и всякое такое. Тысячи долларов. Церковному сторожу их в жизни не заработать. Может, банк гробануть? Или карету почтовую? Кхе… ты б сам на лошади для начала ездить научился… И не мое это. Полжизни прожил, воровством не замарался. И сейчас обойдусь. Извернусь как-нибудь, придумаю выход.
С местным паспортом тоже непросто — пять лет тут проживи и не греши, иначе депортируют. И даже после пяти лет гражданство дать не в обязаловку. А только если за тебя поручатся заслуживающие доверия американцы. Куприянов с женой на эту роль не годятся — они российские подданые. Да и нет у меня столько времени врастать в здешнюю жизнь.
Что в сухом остатке? Церковный приживала, доход чуть выше нищенского, перспектив ноль. Отличный актив! Значит что? Значит — спать. С утра придется ехать в Сакраменто. Православное духовенство и там строительство затеяло, китайцы повезут цемент, я за старшего. Удивился сначала — неужто из прихожан мужиков там нет, чтобы разгружать привезенное, да Куприянов объяснил, что посевная сейчас, мужиков с поля не оторвать.
— Доброго дня, Петрович. Докладаю, груз доставили, вернулися все, потеряли лошадь, китайцы и возчики ропщут.
Куприянов поднял на меня глаза:
— Проходи, Михалыч, рассказывай, что с лошадью и почему грузчики взроптали.
— Ограбили нас. По дороге дважды останавливали какие-то шаромыжники. Первый раз обошлось, как сказали, что храм строить едем. А потом другая банда. Окружили, морды в платках, ружья наставили, руки, мол, в гору. Нам и деваться некуда. Возы ощупали, харч и деньги отняли. Самую добрую лошадь увели. Пришлось груз на две телеги раскладывать. Везли бы что дорогое, так без груза бы остались. Китаезы нашенские ехать боле не желают, опасаются. Надо думать, как дальше быть. Ты как хошь, Петрович, но и я так ездить несогласный.