— Мне очень понравилось, — услышала она его голос.
— Ты классно целуешься! Я перецеловалась с миллионом парней! Знаю, что говорю! — она искоса глянула на Лукаса, пытаясь уловить его реакцию на сказанное, но он был все так же спокоен. Он еще чувствовал послевкусие этого нежного, но вместе с тем такого сочного поцелуя.
Они просто сидели и молчали. У каждого в голове роились мысли, о чем бы начать новый разговор, но ничего путного на ум, как назло, не приходило. Всегда становится заметно, что темы для разговора иссякли, и ты это прекрасно понимаешь, а еще понимаешь, что твой молчащий собеседник тоже это понимает, тщетно пытаясь заговорить хоть о чем-то.
Тут Сабрина внезапно отпрянула и сказала:
— Мне мама пишет, куда я подевалась! Все, мне пора!
— Давай я тебя провожу?
— Неа, не надо! Мы такого круга дали, что почти пришли в мой район. Сейчас на ленте домчу до дома.
— Сабрина, спасибо за чудесный вечер, — сказал ей Лукас и поцеловал в щеку.
— И тебе спасибо! Было здорово! — ответила она, поняв вдруг, что Лукас кажется ей красивым.
Она махнула ему рукой и исчезла на магнитной ленте.
«Ма-а-ама! Ма-а-ама-а-а!!!» — близнецы наперегонки побежали к Тарье, когда она зашла в дом и скинула с плеча свой рюкзак. По пути из Парижа обратно в Эспоо она провела еще две незапланированных ночи в Хельсинки, куда ее попросил заехать начальник их лаборатории, чтобы встретиться с руководством головного офиса.
Она обняла детей и прижала к себе, а потом нагнулась и уткнулась носом в их белокурые волосы. Из соседней комнаты неспешно вышла Луиза Гандос. Эта полноватая женщина слегка за шестьдесят уже четыре года работала няней в семье Экманов.
— Тарья, здравствуй.
— Здравствуйте, Луиза! Ну, как они? Не сошли с ума с ними?
— Тарья, они мне как дети! Нина в этот раз устраивала номера покруче, чем Томас, но в целом детки умнички — слушались и меня, и папочку. И очень скучали по маме. Видела тебя по сети. Все? Можно поздравить вас с новой коллегой?
— Ну да. Почти через две недели будет первое заседание с ней.
— Она мне понравилась. Внушает доверие своей искренностью. Прямо как ты.
— Прямо как я… — смущенно улыбнулась Тарья.
— Я тебе еще нужна? — вопрос был скорее риторический.
— Вы всегда нужны мне! — обернулась к ней Тарья. — Но сейчас я справлюсь. А вы отдохните. Спасибо!
— Хорошего вечера, — сказала Луиза на прощание, прикрывая за собой дверь.
Дети сновали вокруг мамы, заваливая вопросами и не давая на них ответить. Тарья подумала, что как бы она ни уставала от этого галдежа, неделя без него заставляла ее чувствовать себя не в своей тарелке.
— Луиза сказала, что ты себя неважно вела? — обратилась она к Нине, стараясь сделать свой голос строгим.
— Нет, хорошо, — попыталась оправдаться дочь, в глазах которой отобразился испуг нашкодившего и разоблаченного ребенка. — Просто Том дразнился «курицей», а я ему говорила, чтобы он не обзывался, а он все равно обзывался, и тогда я пришла к нему в локацию, где он строил Эфиливую башню, и разломала ее. А он стал реветь.
— Малышка, это нехороший поступок. Ты попросила прощения у Тома?
— Пусть он первый просит! Он же первый начал!
— Справедливо, — заметила Тарья, — сейчас мы предложим ему извиниться. Томас! То-о-мас! Подойди к нам!
Когда Тарья в поисках сына заглянула на кухню, на экране шли новости.
«…будет проходить в Финской национальной галерее. И срочная новость. В Четвертый окружной суд Сан-Паулу только что доставили Тима Кравица, одного из девяти членов Палаты. С места событий передает наш специальный корреспондент».
Тарья задержалась у экрана, и все ее внимание переключилось на появившегося на экране журналиста, с которым беседовала ведущая:
— Эрнани, что сейчас происходит в суде?
— Информации крайне мало. Пока удалось узнать, что ранее, сегодня утром, федеральный судья Уилма Сальгадо удовлетворила ходатайство следствия и санкционировала привод в суд господина Кравица. В силу своего статуса он обладает неприкосновенностью, и даже задержать его без разрешения федерального суда невозможно.
— Тим Кравиц в чем-то подозревается?
— Это пока не понятно, но судя по тому, что высшее должностное лицо сейчас предстанет перед судом, действительно можно говорить о каких-то из ряда вон выходящих событиях. Вот, пожалуйста, — корреспондент протянул руку в сторону главных дверей суда, — вы можете прямо сейчас видеть, что полиция заводит в здание Тима Кравица.
На экране мелькнуло изображение высокого мужчины лет под 50, по обе стороны от которого находились полицейские, деликатно подталкивающие его по ступеням лестницы вверх, ко входу в суд.
— Эрнани, известно ли, чему сейчас будет посвящено судебное заседание? Будет ли оно открытым для прессы?
— По полученной от администратора суда информации заседание будет открытым, но какой вопрос там будет рассматриваться, сказать пока сложно. Судя по картотеке, все трое федеральных судей, в том числе Уилма Сальгадо, в данный момент заняты в процессах, поэтому остается только догадываться, когда начнется заседание по Кравицу. Мы будем следить за дальнейшими событиями.
— Спасибо, Эрнани, — ведущая повернулась к зрителям и пояснила. — Это был наш корреспондент с репортажем из Четвертого окружного суда Сан-Паулу, куда только что доставили члена Палаты Тима Кравица. Не припомню такого в новейшей истории, но не будем гадать, а дождемся начала процесса. В продолжение судейской тематики — первое заседание после более чем полугодового простоя вскоре состоится в Суде Прошлого, где несколько дней назад был назначен новый высокий…
К Тарье подбежал Томас:
— Мамочка, ты меня искала?
— А? Что? — растерянно пробормотала Тарья, еще не отошедшая от услышанных новостей. — Да, милый, конечно можно.
Том хихикнул — в таком возрасте дети уже замечают ошибки или невнимательность взрослых и вполне себе умеют извлекать из этого выгоду. Воспользовавшись маминым ступором, он поспешил скрыться с ее глаз, чтобы избежать разговора, который, как прекрасно понимал Томас, был бы не из приятных.
Валерия быстро шла по коридору университета. До начала зачета оставалось около тридцати минут, но ей надо было сначала заглянуть к проректору Дайане Лесса, которая пригласила ее к себе часом ранее.
Возле кабинета проректора, прислонившись спиной к стене, стоял Лукас. Он оттолкнулся от стены, выпрямился и приветливо кивнул Валерии:
— Здравствуйте, профессор!
— Здравствуй, Лукас. Ты тоже к проректору?
— Ну да.
— И что, закрыто?
— Вроде бы, да.
Валерия нажала на сенсор, но дверь не поддалась. Она сделала еще несколько нажатий, но, видимо, внутри никого не было. «Лена! Лена!» — позвала она секретаря Дайаны Лесса, крикнув в открытую дверь соседнего кабинета, но и оттуда ей никто не ответил.
— Что ж, придется подождать, — обратилась она к Лукасу. — Ну? Готов к зачету?
— Профессор, тут такое дело, — начал было Лукас, но из-за угла коридора появилась невысокая бойкая старушка — директор отделения следственного дела.
— Госпожа Видау, — поприветствовала она Валерию писклявым, режущим ухо голосом.
— Добрый день, госпожа Алмейда, — ответила та.
Старушка решительно подошла к запертой двери кабинета проректора и нажала на сенсор. Второе нажатие, третье…
«Так я уже делала», — тихонько шепнула Валерия Лукасу, который прыснул со смеху.
Поняв, что рваться в кабинет бессмысленно, старушка подошла к противоположному кабинету и стала звать секретаря: «Лена! Лена!!!»
«Так я уже тоже делала», — снова шепнула Валерия Лукасу, и тот рассмеялся в голос.
Не понимая, в чем причина такого веселья, старушка подошла к Валерии и Лукасу и сказала:
— Ну что, слышали уже про Кравица?
— Нет, — удивленно ответила Валерия. — А что с ним?
— В суд его привели!
— В суд? — удивилась Видау. — В какой еще суд?
— В наш, Четвертого округа!
— В наш?! — опешила Валерия. — Кравиц же в Австралии вроде живет, нет?