Палата никогда не одобряла общения высоких судей за рамками Квадрата, хотя прямого запрета в законе и не содержалось. Всем было понятно, что высокие судьи так или иначе общаются не только по поводу рассмотрения апелляций, но Палата исходила из того, что ограничение общения будет способствовать полной независимости судей, отсутствию общих знакомых и минимизации риска возникновения случая, когда к осужденному может быть проявлен небеспристрастный подход со стороны этих вершителей судеб. Конечно, высокие судьи пользовались таким авторитетом, что даже члены Палаты едва ли решились бы выступить с открытой критикой, но поскольку судьям была хорошо известна позиция Палаты насчет их взаимного общения, они не стали злоупотреблять своим статусом и, спешно попрощавшись, разошлись по домам. Строго говоря, домой пошел один лишь Перре, ибо никто из остальных четырех судей не жил в Париже: профессору Мартинезу надо было скорее возвращаться обратно в Кентукки к студентам, Тарье Экман — к семье и работе в Финляндию, Икуми Мурао — в Японию к своим любимым чертежам, а Валерии Видау на этот раз предстоял трехчасовой перелет в Сидней, чтобы завтра сделать сюрприз Лее.
В Сан-Паулу была сильнейшая гроза. Лукас с Сабриной договорились встретиться и погулять — Лукас должен был зайти за ней, но Сабрина, глядя на танцующие за стеклом световые разряды, уже не ждала его. Каково же было ее удивление (или, пожалуй, тихая радость), когда мама крикнула ей снизу: «Дочка, Лукас пришел».
Сабрина бегом спустилась вниз по лестнице, но на последних ступеньках замедлила шаг, чтобы Лукас не заметил, как она несется к нему вприпрыжку. Он стоял в прихожей, промокший до нитки. Мама говорила ему:
— Снимай, кому говорят! Простынешь еще, чего доброго!
— Да ну что вы! Неудобно как-то, — отвечал ей Лукас.
— Я кому говорю — снимай! Иди в ванную и снимай! Все снимай: штаны, рубашку, носки. Я тебе отцовский халат дам!
— Нет-нет, что вы! Я пойду домой и там переоденусь.
— Какое еще «домой»! На улицу выходить?! Ты же только что оттуда! Тебя ж там смоет, как какашку в унитаз!
— Мам! — удивленно бросила ей Сабрина и незаметно для Лукаса выпучила на мать глаза, давая понять, что такие фразы не стоит использовать в присутствии молодого человека.
— А что «мам»? Что «мам»? А потом кашлять будет! Пусть шурует в ванную, я сказала! Я ему отцовский халат, говорю, дам! — с этими словами мама пошла наверх.
Сабрина закатила глаза и, улыбнувшись Лукасу, кивком указала ему путь в ванную. Тот разулся и покорно поплелся туда, шлепая по полу мокрыми носками, а Сабрина отправилась за ним. В ванной он с трудом снял с себя прилипшую к телу белую тонкую водолазку, а потом не без усилий освободился от синих брюк, оставшись стоять в одних трусах. Сабрина, изо всех сил стараясь скрыть удивление одновременно с восхищением, смотрела на его приятное подкачанное тело и делала все, чтобы ее взгляд не падал на полностью промокшее нижнее белье, сквозь которое хорошо виднелась та часть Лукаса, о которой Сабрина уже давно не могла не думать.
«Ну, и где же халат?» — наивно спросил Лукас.
Сабрина направилась к двери ванной, чтобы сходить за мамой, но на полпути замерла, повернулась к Лукасу, подошла к нему и поцеловала в губы. Почувствовав, что он обнял ее, она, не переставая целоваться, прижала его к себе и явственно ощутила, что парень неслабо возбудился. Услышав шаги ее матери, смущенный Лукас отвернулся к раковине, а Сабрина выбежала из ванной и забрала у матери халат. «Мам, давай я сама ему отдам. А то он стесняется. Ну, ты догадалась, конечно! Какашка! Унитаз! Что ты как маленькая-то?»
Через минуту Сабрина увидела вышедшего из ванной Лукаса в халате отца, в котором он смотрелся не то чтобы нелепо, но как-то очень необычно. Из кухни показалась мама:
— Ну! Вот это я понимаю! Вот это другое дело! А то «домой», «домой». Ужинать будешь?
— Да я вроде не голоден, спасибо, — вежливо ответил Лукас. — И вообще, мы с Сабриной в кино собирались.
— Какое еще кино! Там Ноев ковчег-то не устоит, а вы — кино! Сидите дома и не суйтесь!
— Мам! — цыкнула на нее Сабрина.
— Ладно, — сказала мама, — надумаете есть, спускайтесь. Еда вся в фабрикаторе.
Лукас и Сабрина поднялись в комнату.
— Ну что? Отменяется сегодня кино? — спросила Сабрина.
— Да ладно тебе, — сказал Лукас, — такие грозы долго не идут. Может, еще получится сходить. Мама у тебя смешная такая!
— Ой, да ты не обращай на нее внимания. Она вечно как ляпнет что-нибудь…
— А кем она работает?
— Мама? Она учитель химии. А папа занимается путевками на Орбитальную Дугу.
— О-о-о, на Орбитальную Дугу? И что, часто летают?
— Папа говорит, что хотелось бы чаще.
— Ну понятно.
Он улыбнулся, подошел к девушке и пальцами провел по выбившейся у нее пряди волос:
— Мне очень понравился тот поцелуй в ванной. Это было та-а-ак горячо…
— И мне, — шепнула ему Сабрина.
Она снова осторожно поцеловала его в губы. Лукас же крепко прижал ее к себе и коснулся рукой ее ягодиц. Почувствовав, что Лукас уже на взводе, Сабрина, сама того не осознавая, потянула за пояс его халата, распахнула его и продела туда руки:
— Ого, — сказала она удивленно и посмотрела Лукасу в глаза. Ей больше не хотелось строить из себя недотрогу, а в мыслях было только раствориться в своем влечении к нему. К нему, в котором наивность и прямолинейность так необыкновенно сочетались с сексуальной решимостью.
— Я очень хочу тебя, — услышала она и поцеловала Лукаса в губы.
— Я тоже тебя хочу, — шепнула Сабрина.
Лукас посмотрел на нее таким взглядом, в ответ на который ожидается только одно — единение. «Я волнуюсь, что мама внизу. Может быть, тогда…» — она не договорила, а поцеловала Лукаса еще раз и опустилась перед ним на колени…
Потом они расположились на ее постели. Лукас, который снова был в халате, уперся спиной в стену, поджав ноги, а Сабрина лежала головой у него на животе.
— Это было шикарно, — шепнул он ей, гладя по кучерявым волосам.
— Мне тоже понравилось, — смущаясь и не смотря на него, сказала она в ответ. — Если честно, я это первый раз делала.
— Значит, те твои два парня были либо дураки, либо неприхотливые, то есть все равно дураки.
— Ну, — подняв на него взгляд и улыбнувшись, Сабрина сказала: — Если честно, то было не два парня, а один. И мне никогда не хотелось сделать ему то, что я сейчас сделала тебе. А Карина?
— А что Карина?
— Она тебе это делала?
— Делала, — нехотя ответил Лукас, — но пару раз и без особого энтузиазма. Мне вообще порой кажется, что… Ой… Прости, звонок. Я отвечу.
И он, проведя ладонью по щеке Сабрины, заговорил: «Слушаю. Да. Да, конечно! Да вы что?! Серьезно? Спасибо! Конечно, а когда? Да я хоть когда! Завтра? Завтра в девять? Буду! Спасибо! До свидания, до завтра!»
Лукас повернулся обратно к Сабрине. Его карие глаза светились от радости, и она невольно улыбнулась ему.
— Судя по всему, что-то хорошее? — спросила она.
— Да не просто хорошее, а отличное! Капитан из полиции Сан-Паулу готов подписать мне стажерское!
— Лу-у-укас, я тебя поздравляю! — она уткнулась носом ему в живот сквозь халат.
— Мне аж не верится! Я буду стажером у самого Тоцци!
— Подожди… Это он ведет дело Тима Кравица?
— Ну да! Можешь себе представить?
— Могу… Просто странно как-то. Ни с того ни с сего, раз — и к Тоцци…
— Так Маркус, мой двоюродный брат, работает в полиции вместе с ним. По закону я не могу работать с Маркусом, а вот с Тоцци… И он меня взял! Меня! Вообще-е-е! Завтра утром поеду подписывать стажерское.
— Представляешь, если ты будешь с делом Кравица работать? Это ж в историю войдет!
— Я даже загадывать не стану. Пусть капитан сам решает. Скажет варить кофе — буду варить кофе. Скажет работать с делом Кравица — значит, буду работать!
Гроза тем временем прекратилась, и Сабрина с Лукасом все же решили пойти в кино. Мама Сабрины высушила и погладила его одежду, а тот долго извинялся и одновременно благодарил ее.
«Да ладно, неужто мне тяжело! — сказала довольная мать. — Идите, развейтесь, а то только и делаете, что сидите за своими учебниками».