Она направилась к выходу, и остальные высокие судьи неуверенным шагом последовали за ней, поглядывая, хоть это и было не принято, на прозрачные стены камеры и на массивное металлическое кресло, в котором извивался изо всех сил пытавшийся вырваться из оков кричащий Кравиц. Те места на его руках, где еще мгновение назад были кисти, объяли два стальных патрубка, буквально высасывающих из мужчины остатки его жизни.
Ближайшие несколько дней новостные сводки о свершившемся над Тимом Кравицем правосудии не сходили с топ-листов сети. Политологи, юристы, макроэкономисты, философы, общественники — кто только ни выразил свое мнение насчет произошедшего. Одни призывали относиться ко всему без ажиотажа, напоминая, что члены Палаты лишь люди, а не роботы и не ангелы; другие не верили в торжество справедливости, выдвигая одну за другой теории заговора — и что все это было спланировано, и что высокие судьи получили заказ устранить таким экзотическим способом неугодного кому-то политического соперника; третьи ставили под сомнение сам институт Палаты, возмущаясь тем, как вообще можно доверять ее членам, если один из них был казнен в Квадрате. Высказывалась и такая точка зрения, что на самом деле это было самоубийство, причем не Стефани Джефферсон, а Кравица, который убил сначала жену, оказавшуюся девушкой с гнильцой, а затем и себя, намеренно попав в легендарное кресло с фиксаторами. К слову, больше всего сторонников было именно у последней теории, ведь истории и криминологии известно предостаточное количество случаев, когда супруг опускался до убийства второй половины, а потом и сам накладывал на себя руки.
Члены Палаты выразили позицию этого органа управления планеты лаконично, но четко: они попросили не драматизировать момент, напомнив, что ничто человеческое не чуждо даже высшим должностным лицам. «Это прецедент, причем прецедент неприятный, — звучало из уст Сакды Нок, — но мы должны принять его, записать в историю и стараться не допускать подобных происшествий впредь. Анализ чипа роговицы глаза господина Кравица за месяц до убийства показал сильнейшую депрессию и стресс, но ни он сам, ни его врач, ни мы не придали его состоянию должного внимания. А ведь попробуй мы вмешаться, вполне возможно, что оба супруга сейчас были бы живы. Это урок».
Закон отводил Палате полгода на то, чтобы отобрать нового девятого члена в свои ряды, и спустя несколько недель после трагической развязки дела Кравица внимание прессы и людей переключилось на прогнозы того, кто же станет девятым. Кандидатом номер один поначалу называли Валерию Видау не только как человека, чья репутация не имела ни единого изъяна, но и как опытного и грамотного управленца. Сама же Валерия недвусмысленно заявила, что не видит себя в статусе члена Палаты, и попросила медиа впредь не спекулировать высказываниями насчет ее возможной работы в высшем органе управления миром.
Через пару месяцев был сформирован шорт-лист кандидатов на должность девятого члена Палаты. Туда попали четверо: глава португальского представительства Палаты, адвокат из России, директор знаменитой на весь мир парижской Школы Высокой Науки и известный писатель и колумнист из Индонезии. По закону по этим кандидатурам должны состояться прямые выборы, которые определят победителя простым большинством голосов.
— Ты сегодня опять поздно? — написала Сабрина Лукасу.
— Уже заканчиваю с работой, но еще в архив собираюсь. Так что, видимо, да.
— Ладно. Очень соскучилась по тебе. Скорей бы ты уже заканчивал этот свой проект! Ты, наверное, все записи заседаний Суда Прошлого по пять раз пересмотрел…
— По пять раз? Я тебя прошу! Гораздо больше. Есть кое-какие интересные факты. Потом тебе расскажу — хочу сначала с Тоцци поговорить.
— Лукас, милый, мне правда тебя не хватает.
— И мне тебя! Я постараюсь недолго!
В дверь позвонили. Сабрина сфокусировала взгляд на визуалайзере и увидела, что это Марика.
— Привет! — улыбнулась Сабрина подруге, открыв дверь.
— Привет, — монотонно ответила Марика. — Можно к тебе?
— Конечно, проходи.
— Я пробегала мимо и решила, что если ты дома, то загляну к тебе. А Лукаса нет? — спросила Марика, взглядом ища жениха подруги в комнате.
— Он проект пишет в университете, поэтому каждый вечер после работы тащится в архив полиции и изучает там что-то про ядро.
— Что за ядро? Которое в Суде Прошлого?
— Да, про это ядро. Неужели тебе это интересно? — улыбнулась Сабрина девушке.
— Да, — все так же ровно, немного безучастно говорила Марика. — А я бы хотела умереть в Квадрате.
— Марика, ты чего? — уставилась на нее Сабрина.
— Это же так красиво…
— Давай-ка, прекращай эти мысли! Антидепрессанты пьешь?
— Ты в кресле, перед тобой высокие судьи в своих мантиях… Настоящая магия. Завидую Кравицу.
— Антидепрессанты пьешь? — строго повторила свой вопрос Сабрина.
— Пью, пью. Ты никогда не читала книг из «Белого следа»? — казалось, что мысли девушки скачут в разные стороны, как выпущенные на волю дикие лошади.
— Марика, прости, но ты не в себе. Когда последний раз принимала риптолептик? Только честно.
— Позавчера. Кажется… Так вот, во всех книгах из «Белого следа» очень красиво описана смерть! Настоящая леди! Я когда читаю, то представляю, будто это моя мама. Моя мамочка. Отец говорил, что она умерла, но я знаю, что мама жива.
— Марика, — безнадежно выдохнув, пододвинулась к ней Сабрина, — можешь мне обещать, что не бросишь пить риптолептики? Без них тебя начинает нести, ты уж прости меня…
— Да пью я их, говорю же. Дать тебе почитать?
— Из «Белого следа»?
— Ага!
— Нет, я не люблю про смерть читать.
— Там не просто про смерть…
— Даже знать не хочу! Чушь. И тебе не советую. Ты давай бросай это дело. Мы же с тобой не будем делать вид, что у тебя все чудесно в эмоциональном плане? Тебе как никому противопоказаны глупые книжки про красивую смерть.
Глава 11
Рабочий день в полиции Сан-Паулу начинался ровно в 8:30, когда весь штатный состав должен быть уже на месте, готовый к службе.
После того, как утренний брифинг закончился, Лукас, выждав момент, когда его наставник останется один, подошел к нему и сказал:
— Арманду, есть что обсудить. Но лучше наедине.
— У тебя что, тайны от остального состава?
— Не-а, не тайны, а скорее боязнь сойти за психа.
— Да будет тебе! А мы кто, по-твоему? Ладно, в обед сходим на ланч, там и поставим тебе диагноз.
После полудня Лукас вновь подошел к Арманду, который сидел за своим столом и рисовал схемку, что-то бубня себе под нос.
— О, а вот и ты! Ты-то мне как раз и нужен, — бросил Арманду Лукасу, заметив парня. — Хотел попросить тебя подобрать мне файлы по составу бенефициаров траста, под которым «ЭфЭлПи Партнершип» висело до ликвидации. Я почти уверен, что через него потоки и шли под видом выплат партнерам. Сто процентов!
— Понял, сделаю. Ты на ланч-то не собираешься?
— А-а-а, ланч, да… Слушай, дружище, у меня тут запара такая, что я, наверное, прямо здесь поем. Помню, что ты хотел поговорить, но сегодня никак. Или, если хочешь, давай присоединяйся ко мне. Сейчас что-нибудь сообразим с едой. Стол большой, места хватит.
— Для любовных утех, — усмехнулся парень.
— Сейчас только с едой что-нибудь придумаем, — не обращая внимания на шутку, сказал Тоцци, встав из-за стола и направившись к стоящему на полке фабрикатору. Он достал из открытой упаковки новый лист матрицы и вставил в аппарат. Безрезультатно. «В чем дело-то? Не понимаю, — пробормотал Тоцци себе под нос и пару раз стукнул по корпусу фабрикатора, — он даже звуков никаких не издает!»
Арманду начал вытаскивать матрицу, но та не поддавалась. «Да это что такое! Застряла, что ли». Он открыл боковую крышку фабрикатора, аккуратно вынул процессор, затем вытащил сердцевину и, просунув ладонь в корпус, стал пытаться пальцами подцепить обратный конец листа матрицы. Вдруг индикатор загорелся, и Арманду закричал: «А-а-а! Выруби его!»