На предмет моей кандидатуры со мной связывался как раз Тим Кравиц. Не думаю, что произошедшее с моими родителями дало ему основание считать меня человеком, знающим ценность жизни, ведь каждый рано или поздно теряет близкого человека — вопрос лишь в степени драматичности, которая окружает эту потерю. Скорее, определяющим фактором в данном случае была моя профессия — ценность жизни я осознаю именно благодаря глубоким знаниям истории. Кстати, когда назначали последнего высокого судью, госпожу Икуми Мурао, я выступал с открытой лекцией, в ходе которой, я надеюсь, мне удалось напомнить об этой ценности, апеллируя как раз к истории».
— Да, господин Мартинез, я смотрел запись вашей лекции, — сказал Тоцци.
— Думаю, на этом у меня все, детективы.
— Профессор, — продолжил капитан, — правильно ли я понимаю, что ваше общение с Тимом Кравицем ограничилось только тем, что он номинировал вашу кандидатуру на пост высокого судьи?
— Именно так. Я получил единогласное одобрение — все девять членов Палаты проголосовали за меня. После этого я виделся с Кравицем лишь дважды — сначала, когда назначали Винсента Перре, а затем — когда принимали решение по Тарье Экман.
— А известно ли вам что-либо о супруге господина Кравица, Стефани Джефферсон?
— Ровным счетом ничего. О ее существовании я узнал, как и все, — из новостей, когда он ее убил.
— Имелись ли у вас основания желать ему смерти или, наоборот, оправдания?
— По-человечески, конечно, каждому высокому судье хочется, чтобы ядро окрасилось в белый. Но это теоретически. По факту у меня не было интереса в исходе рассмотрения апелляции господина Кравица.
— Профессор, есть ли у вас еще что-то, о чем вы считаете нужным нам рассказать?
— Рассказать я могу о многом, детективы, но к предмету нашего разговора это не имеет отношения.
— Что же, — Арманду переглянулся с Лукасом и обратился к Мартинезу, — в таком случае мне остается только поблагодарить вас за уделенное время и проделанный к нам путь.
— Нет нужды благодарить меня. Я пытаюсь помочь, хотя и понимаю, что толку от моего рассказа никакого, — профессор улыбнулся.
— Мы это решим после, — учтиво ответил ему капитан.
— Тогда, если ко мне больше нет вопросов, я оставлю вас?
— Да, конечно. Для меня было честью познакомиться с вами.
Мартинез встал, пожал руку сначала Арманду, потом Лукасу, а затем, еще раз попрощавшись, покинул переговорную комнату.
— Да-а-а, — протянул Лукас, — чем больше мы общаемся с высокими судьями, тем сильнее мои сомнения в том, что мы с тобой копаем в правильном направлении.
— Мы с тобой копаем туда, куда можем копать. Честно скажу, что не ожидал и не ожидаю от всех этих разговоров реального результата. И внутренне я готов к тому, чтобы закрыть дело. Пусть Малена Миллер сама решает, почему ядро повело себя странно. Пристрастность судей — не более чем версия. Наша задача — не уличить их в недобросовестности, а просто грамотно и по закону отработать эту версию, чтобы отмести ее со спокойной душой. Сечешь?
— Секу.
Лукас вернулся домой раньше Сабрины, как и планировал. Он навел порядок и накормил Титуса — пса, которого они завели месяц назад после долгих уговоров Сабрины. Открыв бутылку вина, чтобы дать напитку надышаться, он стал ждать девушку с работы и зашел в игру «Иннер-брейкер», где увидел сообщение на испанском от соперницы, Пекадоры Лимпии:
«Привет, Мечтатель! Как дела? Все в порядке?»
«Привет, Грешница! У меня все хорошо, большое спасибо! Как прошел твой день?»
«Более или менее. Я ходила на собеседование в один отель. Как твоя девушка?»
«Она сейчас на работе. Я жду ее с Титусом, нашей собакой. Кем ты собираешься работать в отеле?»
«Надеюсь, что меня возьмут туда администратором. У меня не так много опыта, как хотелось бы управляющему, но мне кажется, что я ему понравилась».
«Тогда я желаю тебе успехов!»
«Спасибо, Мечтатель! Мне очень нравится с тобой общаться. Это большое удовольствие — говорить по-испански!»
«Могу я задать личный вопрос?»
«Ты, наверное, хочешь спросить, за что я себя приговорила?»
«Да. Мы с тобой никогда не увидимся, и ты можешь мне рассказать. Возможно, тебе станет легче, и мы обсудим это».
«Много лет назад я плохо поступила со своим ребенком. Очень плохо. Была молодая и ветреная. За это себя потом и наказала».
«Ты била своего ребенка?»
«Хуже. Мне не было до него вообще никакого дела. Я предпочла беззаботную жизнь».
«А почему же тогда ты в итоге решила бороться с болезнью?»
«Мне показалось, что мой ребенок меня простил».
«Грешница, я очень надеюсь, что ты выздоровеешь. Пусть у тебя и твоего ребенка все будет хорошо».
«Спасибо, дорогой Мечтатель! Хорошо уже не будет. Просто надеюсь, что не станет хуже. Ну что? Сыграем еще один раунд?»
«Непременно!»
Через полчаса пришла Сабрина. Титус пулей метнулся к ней и стал крутиться в ногах, довольно рыча.
— Ого, вино! — улыбнулась Сабрина, целуя Лукаса. — Что за повод?
— Никакого повода. Просто подумал, что мы с тобой давно не проводили тихий вечер под джаз и под сухое красное.
Они сидели до полуночи и болтали, как два друга, которые встретились после долгой разлуки и ударились в воспоминания из детства.
— Лукас…
— Да?
— Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю.
— И я тебя, — улыбнулся Лукас и нагнулся поцеловать лежащую у него на бедрах Сабрину.
Затем она всем телом скользнула с дивана на пол, провела ладонями по ногам оставшегося сидеть перед ней Лукаса и добралась до его ремня. Она стала медленно расстегивать пряжку, не отводя взгляда от глаз своего любимого, который, хищно улыбаясь, поглаживал Сабрину по волосам, глядя, как она нежно кусает бугорок ширинки.
Глава 14
Сабрина проснулась, когда не было еще и шести. Сама, без будильника. Для такой сони, как она, раннее добровольное пробуждение в будний день было чем-то вроде подвига. Взглянув на часы, она закрыла глаза, чтобы доспать свои законные 40 минут, но сон так и не пришел. Сабрина лежала и пыталась сосчитать, сколько же часов ей удалось поспать сегодняшней ночью после того, как Лукас, оставив ее без сил, уснул. Впрочем, какая разница. Если бы ей предложили долгий крепкий сон или еще одну ночь с неутомимым Лукасом, она бы, не колеблясь, выбрала второе. Сейчас он лежал позади нее, крепко обняв Сабрину рукой, и громко сопел. Она поглаживала пальцами его ладонь и целовала ее, наслаждаясь теплом своего любимого. Девушка зевнула, немного потянулась, и вот ее накрыло сладкое ощущение падения в сон… И ведь именно сейчас надо было этому будильнику зазвонить!
Утро было спокойным и дождливым. Сабрина обрабатывала корреспонденцию в кабинете своей начальницы и напевала себе под нос какую-то детскую мелодию.
— Чего это ты сегодня прям светишься? — она поймала на себе острый взгляд Валерии Видау.
— А? Чего? — обернулась к ней девушка.
— Ничего, — улыбнулась в ответ Валерия. — Подготовь мне биопсию той вчерашней пациентки из двести четырнадцатого. Хочу еще раз взглянуть.
— А я уже подготовила.
— Ты меня балуешь, Сабрина! Ведь ты уже на четвертом курсе. Еще немного, и начнешь свою практику, а мне придется искать себе нового ассистента.
— Я вам и с поиском ассистента помогу, — Сабрина по-товарищески погладила Валерию по плечу. — Да, чуть не забыла. Сейчас проверяла корреспонденцию и увидела апелляцию от осужденного на казнь. Из Тбилиси. Там все в порядке и по форме, и по срокам. Я тогда назначаю?
— Назначай. А я сегодня еду разговаривать с детективами.
— Ого… Ваша очередь?
— Да. Они уже пообщались с госпожой Экман и с профессором Мартинезом. А сегодня вот я.
— Волнуетесь?
— За себя-то не волнуюсь, конечно. А вот за ситуацию — весьма. Тебе Лукас ничего не рассказывает о деле?
— Да что вы! Это ж следственная тайна. Я бы даже если захотела, ни за что не смогла его раскрутить на подробности — ни постелью, ни слезами, ни едой! Молчит как сыч. А вообще, это правильно, я считаю. И рада, что он у меня такой!