— О да! Вам придется это сделать, — ехидно заметил я, а у самого сердце колотилось от волнения за нее. — Но сначала — правильный ответ! Этого писателя звали Ги де Мопассан. Линда, поскольку вы не ответили, тропинка не появится, и вам нужно допрыгнуть до островка, площадь которого всего 10 квадратных сантиметров. У вас лишь 10 секунд. Время пошло!
Лицо Линды стало серьезным, она внимательно посмотрела на свою цель, на этот крошечный, окруженный тьмой и пустотой, шестой островок, мерцающий перед ней, и прыгнула. Прыжок был неудачным. Ее ступня лишь задела островок, и девушка с визгом упала в бездну.
— Что ж, мягкого падения тебе, Линда, — ухмыльнулся я, хотя в душе все почернело от обиды за нее, но, не подавая виду, я повернулся к камере и сказал: — И вновь дорога оказалась скользкой, а мой куб — нетронутым. Приходите и приводите своих друзей! Ступайте на скользкую дорогу! Адьес!
Как только режиссер объявил об окончании съемки, я подбежал к ассистенту:
— Где финалистка?!
— Наверное, в комнате для интервью. А что?
Ничего не ответив, я побежал на первый этаж, в ту самую комнату, и столкнулся в дверях с Линдой. Она не показалась мне расстроенной, и, боже, какой очаровательной она была…
— О, Винсент! — приветливо сказала она мне. — Вы, оказывается, такой высокий!
— Я… — волнение меня наверняка выдавало. — Я… Нам… То есть не нам, а мне… Мне запрещается общаться с участниками до и после записи, но мне так понравилась ваша игра, что я решил вам сказать… Тот вопрос, про Ги де Мопассана…
Линда внимательно смотрела мне в глаза с таким интересом, словно ждала, к чему же приведут мои сбивчивые слова.
— Линда, — взял себя в руки я, — вы мне очень понравились. Не откажите мне в удовольствии выпить с вами чашку кофе!
— Не откажу! — она откинула челку с глаз и широко улыбнулась.
— Серьезно? — переспросил я. — Тогда, может, прямо сейчас?
— Ну хорошо! — рассмеялась она в ответ. — Пойдемте сейчас!
За кофе Линда рассказала, что работает инструктором по йоге, занимается боксом и поет, а мои аккуратные наводящие вопросы показали, что у нее нет парня. Она еще много о чем рассказывала, но я не слушал, а просто смотрел на то, как сладко ее полные губы танцуют в разговоре, как левый глаз то и дело исчезает под спадающей на него челкой, и влюблялся в Линду с каждой секундой все сильнее.
Мы встречались три месяца. Я познакомил ее с Кристианом. «Ну? Как тебе она?» — спросил я его после знакомства. Брат внимательно посмотрел на меня, а потом обнял: «Ты сам-то понимаешь, что это первая девушка, с которой ты меня знакомишь? Первая! Ты любишь ее, и это настолько заметно, что могу сказать только одно — она твой человек!»
Линда никогда не видела во мне звезду. Порой мне даже хотелось уточнить у нее, понимает ли она, что я вообще-то известный на весь мир ведущий, но она, конечно же, была в курсе, и ей до этого не было совершенно никакого дела.
Довольно быстро мы стали жить вместе, и это была белая полоса. Я осознавал, что люблю ее гораздо больше, чем она меня, но моих чувств хватало на двоих. Известность, деньги, любимый человек и отсутствие проблем — мечта, а не жизнь. В скором времени рейтинг «Скользкой дороги» оставил далеко позади даже самые смелые ожидания «Олл-ин-Олл Энтертейнмент», благодаря чему репутация моего брата как расчетливого и талантливого продюсера стала недосягаемой, а мои гонорары — беспрецедентными.
Новость о том, что я скоро стану отцом, была приятным бонусом к остальным элементам счастливой жизни. Беременность протекала без проблем, и вот наконец мы стали родителями очаровательного малыша. Имя сыну выбрала Линда. «В детстве у меня был младший братик, его звали Анри. Он утонул, когда ему был годик. Я хочу, чтобы нашего сына звали Анри. Пусть мой брат продолжит жить хотя бы так». Я не мог отказать любимой, тем более что имя отлично подходило мальчишке.
В сыне мы не чаяли души. Малыш не доставлял нам больших хлопот, охотно кушал и давал родителям спать по ночам. Линда посвящала Анри все свое время.
Когда сыну исполнился 1 год и 4 месяца, Линда повела его к педиатру, потому что Анри неважно ходил — сделает несколько шагов и падает на попу.
— Доктор, ну что? — спросила жена врача после того, как он осмотрел Анри.
— Госпожа Перре, я пока не могу сказать. Меня в целом, если честно, несколько озадачило скорее не то, что мальчик плохо ходит, а его социально-эмоциональное состояние. Оно немного запаздывает. Давайте поступим следующим образом: мы с коллегами посмотрим данные из его облака более подробно, а вы приходите через неделю.
Неделя тянулась как месяц. На прием к врачу мы с женой пошли вместе. Доктор был приветлив, но я понял, что он не собирался сообщить нам ничего хорошего.
— Что с нашим сыном? — спросил я. — Говорите сразу. Что-то не так?
— Понимаете, — начал врач, — мы с коллегами все еще не можем сказать чего-то определенного, но по всем параметрам Анри соответствует ребенку возрастом один год.
— И? — не понимал я. — Ему и есть год.
— Господин Перре, мальчику год и 4 месяца. В таком возрасте развитие детей протекает не так стремительно, как в первый год жизни, но все же оно заметное, и прогресс виден практически каждый месяц. И те 4 месяца, которые прошли с того дня, как вашему сыну исполнился год, для нас неочевидны. Это касается не только речевого развития малыша или каких-то его бытовых навыков, но даже таких объективных критериев, как рост и вес ребенка.
— Он не развивается? Не растет? — испуганно спросила Линда.
— Похоже на то. Нужно еще немного понаблюдать в динамике. Приходите к нам через месяц, чтобы было с чем сравнить.
Но месяца не понадобилось, чтобы и я, и Линда заметили, что наш мальчик не растет. Он не прибавлял в весе, все так же нелепо ходил и резко выделялся на фоне своих сверстников.
К моменту, когда ему исполнилось два года, мы побывали в медицинских лаунжах Москвы, Нью-Йорка, Рима, но специалисты лишь разводили руками. Анри был здоров, у него не выявили никаких генетических отклонений. Он просто не рос — его развитие остановилось на отметке в один год.
Линду было не узнать. Вместо заводной, уверенной в себе милой девушки по комнате ходила осунувшаяся женщина с пространным взглядом, что-то бормоча себе под нос. Она была рассеянна, нерасторопна, не всегда реагировала на мои слова. Со времени их с Анри первого визита к врачу у нас ни разу не было секса. Вы не можете себе представить, каково это — растить ребенка, который не растет. Дни похожи один на другой, и это при том, что я-то ходил на работу, где мог отвлечься от домашней обстановки хоть на те несколько часов, что пишется игра. А Линда была приговорена к бессрочному декрету.
Однажды ночью она разбудила меня:
— Винсент! Винсент, проснись.
— Что такое? — пробормотал я спросонья.
— Винсент, как ты себе представляешь нашу жизнь через пять лет? Или через десять?
— Почему такие вопросы? — я повернулся на бок и посмотрел на нее.
— Винсент, я просто долго думала о том, что будет дальше. Мы будем стареть, а Анри останется таким же, как есть. Когда мне стукнет пятьдесят, я все еще буду несколько раз в день менять ему подгузники и следить, чтобы он ничего не разбил. Я не хочу так…
— Линда, хорошая моя, ты слишком драматизируешь. Он же наш сын!
— Он ошибка, Винсент.
— Да что ты такое говоришь? Это Анри!
— Это несчастный мальчик. Я люблю его, моего сына, но он… Он ненормальный! Как можно будет его любить через 15 лет? Любовь должна развиваться, взрослеть и меняться вместе с человеком.
— Линда, я считаю, что нам нужен еще один ребенок.
— Мне страшно заводить второго ребенка. Вдруг он будет таким же?
— Нет. Точно нет! Врачи говорили, что за всю историю медицинских наблюдений было всего четыре таких случая. Анри пятый. За всю историю, понимаешь? Теория вероятности не так работает!
— Ему исполнится двадцать лет, — Линда не замечала моих слов, — а он так и будет есть детское питание. Он не испытает ничего, что переживают настоящие люди, нормальные! Ни первой хорошей оценки, ни первой плохой… Ни внимания девочки, ни поцелуя, ни любви. За что все это? — она обхватила руками колени, уткнулась в них головой и заплакала.