Тарья засмеялась, и все присутствующие посмотрели на нее. Она бросила недовольный взгляд на Сабрину:
— Говорила же я тебе, что это провокация! Не могла твоя тупая мамаша сама своими куриными мозгами дойти до того, чтобы отвести подозрение от дочки и бросить его на Мартинеза!
— Я… я… — Сабрина в растерянности смотрела на Тарью. — Мама мне написала, что ей осталось жить считанные дни, и что перед смертью она хочет обезопасить меня… Она же не знала, что это все…
— Она была идиоткой, Сабрина, — со злостью сказала Тарья.
На мгновение в комнате стало совсем тихо.
— Я вас прошу, — Тарья поднялась с кресла и посмотрела на капитана, — девочка тут ни при чем! Это я все спланировала и просчитала! И это я ее взбаламутила! Умоляю, не трогайте ее!
— А я не жалею, — сказала вдруг Сабрина. — Мир стал чище без этих двух. И их жизней все равно недостаточно, чтобы окупить смерть моего отца.
— Помолчи! — крикнула ей Тарья. — Пожалуйста… Вина только моя! Только я должна отвечать!
— Госпожа Экман, — подошел к ней Арманду, — это уже суд решит, чья тут вина. Я официально объявляю вас подозреваемой в убийстве Стефани Джефферсон и последующем убийстве Тима Кравица. У меня нет санкции федерального суда, поэтому задержать я вас не могу, но…
— Неужели вы думаете, что я куда-то сбегу? — усмехнулась Тарья. — Позвольте мне попрощаться с коллегами. Не уверена, смогу ли я их еще увидеть.
Она подошла к Винсенту: «Господин Перре, вы чудесный человек! Любите своего сына, малыша Анри! Он у вас уже такой… взрослый».
«Госпожа Мурао, — Тарья обратилась к Икуми, — у нас не было возможности как следует познакомиться. Я помню вашу апелляцию, как вы сидели у нас в камере в Квадрате. Кто бы мог подумать, что когда-то и вам придется вершить высокое правосудие! Будьте счастливы».
«Господин Мартинез! Удивительно, какие судьбоносные роли люди могут играть в жизни других, даже не подозревая об этом! Но я не держу на вас обиды. Всего вам хорошего».
«Госпожа Видау! Вы всегда были для меня примером для подражания. Уверена, что вы бы не поступили так глупо, как сделала я. Мне будет вас не хватать!» — и они обнялись с Валерией.
— Пойдемте? — вежливо сказал Тарье Арманду.
— Пойдемте, капитан, — ответила та, а потом обернулась к Сабрине и сказала: — Я люблю тебя, сестренка!
— Я люблю тебя, сестренка! — послышалось в ответ.
— Ну все, идемте, — Тоцци аккуратно взял Тарью под руку и вывел за дверь, после чего в комнату вошли двое полицейских, которые надели наручники на Сабрину и тоже повели к выходу.
— Лукас! — крикнула Сабрина. — Лукас!
Муж не смотрел на нее. Он стоял возле Валерии и ценой огромных усилий сдерживал себя, чтобы не подбежать к коллегам и не вырвать свою жену из их рук. «Да уведите же вы ее скорей!» — не выдержав, крикнул он полицейским, и как только те с Сабриной скрылись в коридоре, он дал волю эмоциям. Дождавшись, когда первая волна горечи утихнет и парень немного успокоится, Валерия приобняла его: «А я говорила, что детектив из тебя выйдет лучше, чем врач!»
Он поднял на нее мокрые глаза, и она, мягко, по-матерински улыбнувшись ему, шепнула: «Извини. Поплачь, поплачь».
Глава 19
Спустя две недели Валерия отправилась в Сидней. Целый месяц отпуска! Она стала вспоминать, когда в последний раз позволяла себе такой огромный перерыв в работе. Что? Неужели никогда? Глупости. Просто это было так давно, что уже и не вспомнить.
За несколько дней до того, как Лея пригласила ее в Сидней, у Валерии состоялся сложный, хотя и предсказуемый разговор с Сакдой Нок. Он долго говорил ей о случившемся с Тарьей, о справедливости, об огромной ответственности Палаты перед людьми, обрекаемыми судом на смерть. Можно подумать, Валерия всего этого не знала…
— Господин Нок, я очень ценю внимание, которое вы сейчас мне уделяете этим разговором, но не могли бы вы сразу сообщить мне результаты голосования Собрания Палаты?
— Да, госпожа Видау. Значение Суда Прошлого трудно было переоценить, но даже такие институты, как показал случай с Тарьей Экман, используются во вред. Ни один человек теперь не может быть уверен, что его апелляция рассмотрена справедливо, а истина — установлена.
— Значит, все?
— Да. Мне очень жаль. Сегодня единогласным решением Суд Прошлого ликвидирован. В качестве выходной компенсации принято решение выплатить всем высоким судьям годовое жалование.
— Я вас поняла.
— Кроме того, Палата решила объявить глобальный референдум по вопросу отмены смертной казни. Если несправедливое наказание имело место аж в Квадрате, то что можно говорить про обычный государственный суд… Нам теперь нечего предложить людям в качестве гарантии правомерности приговора. Так имеем ли право забирать жизнь?
— Справедливое замечание, господин Нок. Я надеюсь, что если решение об отмене смертной казни будет принято, то это случится до вынесения приговора Сабрине. Девочка не заслуживает смерти.
— О, госпожа Видау, я не вправе вторгаться в компетенцию органов следствия и суда. Эта юная леди жестоко ошиблась. Возможно, она и впрямь не заслужила такого сурового наказания. В отличие от госпожи Экман.
— Госпожа Экман уже вынесла себе приговор. Давайте не будем говорить о ней плохо.
— А я и не говорю плохо. О мертвых, как известно, плохо не говорят. Что ж, не буду вас больше задерживать. И поздравляю с отставкой, пусть и недобровольной.
«Интересно, а что, если мне вообще бросить работу?» — подумала Валерия, глядя сквозь стекло на темно-синюю поверхность океана. Транжирой Валерия никогда не была, а за годы судейства и параллельной работы в университете и в медицинском лаунже у нее на счете накопилось без малого 40 миллионов. Ее мысли прервал звонок капитана Тоцци.
— Слушаю тебя, Арманду.
— Госпожа Видау, только что узнал про вашу отставку. Вы в порядке?
— А с чего бы это мне быть не в порядке? Ничего не сделала, а пять миллионов получила.
— Профессор, я серьезно! Мы же все видели, как много для вас значил Суд Прошлого.
— Да все в порядке, Арманду. Правда. Как там Лукас?
— Парню тяжело. Все в толк не возьму, как у него хватило сил подвести жену под статью, не солгать… Думаю, наш Лукас еще сделает карьеру.
— Лукас-то? Еще бы. А я говорила!
— Что за гудение? Вы в левиподе?
— Да. Направляюсь к дочке в Сидней.
— Тогда хорошего полета!
— Спасибо, Арманду. Поддержи Лукаса, не бросай его. Он нуждается в друге.
— Так же, как госпожа Экман нуждалась в вас?
— О чем ты?
— Да ладно вам, — засмеялся капитан, — я же не совсем идиот! Перед тем, как я ее задержал в Квадрате, у вас были такие долгие объятия… Это же вы передали ей латиоид, который она приняла в камере?
— Арманду, ты большой мальчик.
— Большой, большой. Вы всегда, что ли, его с собой в сумочке носите?
— Да. Если бы ты столкнулся с таким количеством жизней, судеб и смертей, как я, то тоже носил бы латиоид с собой.
— То есть вы сейчас летите, а у вас в сумочке латиоид?!
— Разумеется. Как только я отдала его Тарье, раздобыла другой. Это как последняя пуля для себя — всегда в заначке.
— Да-а-а, хотя бы в этом вы закон не соблюдаете! А то вечно вся из себя такая правильная!
— Подумаешь! Ну, найдут его у меня. Ну, отсижу я месяц в тюрьме — велика беда! Ты лучше язык за зубами держи.
— Не переживайте, я вас не выдам. Долго там пробудете, в Сиднее?
— Не больше недели.
— По дочери соскучились, наверное?
— Еще бы! Она замуж выходит. Собственно, поэтому и еду туда.
— Поздравляю! Еще немного — и станете бабушкой!
— Еще раз услышу «бабушка» в свой адрес — стукну больно!
— Удачной дороги! — улыбнулся капитан.