— Лукас умница, — согласилась с ней Валерия.
После обеда профессор Видау направилась в полицию.
От главного входа на проходной до корпуса, в котором находилось управление, надо было пройти по внутреннему дворику. Дождь усилился, и Валерия, прикрыв голову ладонью, ускорила шаг, думая о том, что дорожку до корпуса могли бы сделать крытой. Свежая утренняя укладка, тем не менее, не пострадала, и когда она вошла в переговорную комнату, капли дождя все еще виднелись у нее в волосах.
— Добрый день, профессор! — поприветствовал ее Лукас, сидевший в переговорной комнате.
— Здравствуй, Лукас. А где Арманду?
В этот момент в переговорную зашел Арманду и поздоровался с Валерией.
— Госпожа Видау! Прекрасно выглядите.
— А что бы мне не выглядеть прекрасно? Давайте сразу приступим, у меня еще водопад дел.
— Хорошо. У нас выработался неплохой формат в ходе беседы с двумя предыдущими высокими судьями: лучше всего в виде свободного рассказа изложить свою биографию, чтобы мы смогли оценить глубину ваших связей с Тимом Кравицем.
— Глубину? Ну вы даете! Ладно. Приступаем?
— Да, — ответил Арманду. — Все в порядке?
— За исключением того, что два моих бывших студента сейчас будут меня экзаменовать — да. Только списать не получится. Да, Арманду?
— Профессор… — смущенно улыбнулся ей детектив.
— А пересдать можно будет, если что? — не унималась Валерия.
— Вам — можно, — засмеялся Тоцци.
— Так! Начинаем! — скомандовала Валерия.
«Меня зовут Валерия Видау, мне 45 лет. Я в разводе. Есть дочь, Лея. Ей 20 лет. Она в настоящий момент живет в Сиднее и учится там на психолога.
Я родилась здесь, в Сан-Паулу, и всю жизнь живу тут. Здесь же живут мои родители, а еще старшая сестра — у нее небольшой японский бар в Пинейросе.
Мне никогда не хотелось стать патологоанатомом. Сложно себе вообразить ребенка, который не наряжает кукол, а представляет их мертвыми, не так ли? Смерть если и не пугала, то, во всяком случае, настораживала меня. Даже сейчас, спустя столько лет практики, и несмотря на выработанный за годы работы цинизм, я с опаской отношусь к идее ухода человека из жизни. Неприятно осознавать, что и меня постигнет эта участь. К телам умерших, с которыми мне пришлось работать, я никогда не относилась и не отношусь как к вещи. Хорошо помню, как, будучи студенткой, посетила свой самый первый практикум в прозекторской кафедры патологической анатомии на медицинском отделении университета, которое я сейчас возглавляю. Тогда я в первый раз увидела мертвого человека. Это была старая женщина. Меня потрясло, с каким пренебрежением профессор, который у нас преподавал, обращался с ее телом — швырял конечности из стороны в сторону, давил пальцами на глазные яблоки. Но вскрытие… Это было не посмертное исследование в моем представлении, а акт потрошения — резкие неровные движения инструментами, грубое бросание органов на весы. Я тогда еще подумала, что, может быть, это простительно — ведь профессор занимался исследованием трупов более двадцати лет. Я теперь тоже занимаюсь этой работой более двадцати лет, но с умершими обращаюсь очень аккуратно — они не перестали быть людьми после смерти, а просто изменили формат своего существования. И своим студентам прививаю этот подход. Мы все рано или поздно окажемся на секционном столе, и я уверена, что никому не захотелось бы знать, что с ним будут обращаться, как с тушей.
Как это ни парадоксально, но патологическая анатомия имеет самое непосредственное отношение к жизни — гораздо большее, чем, например, такие области медицины, как онкология или глубокая хирургия, которые вырывают пациентов из рук смерти, сражаются с ней. Я же с ней не сражаюсь. Я инспектирую ее работу, помогая выявить ошибки и учесть их в будущем, чтобы другие люди прожили дольше и лучше. По этой причине я считаю свою специализацию благородной и социально значимой. Вы можете удивиться, но основная часть моей работы заключается именно в помощи лечащим врачам вовремя выявить патологию у их пациентов и дать человеку шанс на качественную и долгую жизнь.
Еще будучи студенткой, я сильно влюбилась в старшего лаборанта одной из кафедр отделения медицины. Он был женат, но меня это не останавливало. Мы с ним очень недолго встречались — точнее, он-то со мной вообще не встречался. Это я с ним встречалась. Односторонний роман. Строила себе в мечтах совместную жизнь с ним, представляла наших детей. Он говорил, что сильных чувств к жене не испытывал, но ему было жалко ее оставлять. В общем, очень быстро наша с ним связь была прервана — он уехал в США.
Потом у меня появился парень, который полюбил меня очень сильно. Красиво ухаживал, постоянно твердил, что озолотит меня. Он был в целом нормальный человек, но не скажу, что меня в нем что-то зацепило — просто хотела забыться. В отличие от лаборанта, он был моложе, красивее и, как я люблю шутить, не такой женатый. Казалось бы, владей, пользуйся и распоряжайся! И я пыталась, честно. Несмотря на то, что этого парня было слишком много в моей жизни, я все же приняла его предложение съехаться, и мы даже прожили почти полтора года. Аж самой не верится сейчас. Мне было его жалко, ведь я понимала, что огромное количество любви тратится на меня впустую — я его не любила нисколько, а он не хотел этого видеть. Из него получился бы превосходный муж, но не для меня. В день нашей с ним годовщины он пригласил меня в кино, а потом обещал устроить дома романтический ужин. «Ну, раз тебе это так надо…» — подумала я. В то время я уже работала на кафедре. И где-то за два часа до сеанса в кино, когда я была еще на работе, раздался звонок. Это был он. Тот лаборант. Я чуть не упала.
— Ты? — только и смогла выдавить я из себя.
— Привет. Как жизнь?
— Нормально. Не ожидала…
— Я сейчас в Сан-Паулу по делам. Давай встретимся?
— Давай, — я сама не верила в то, что говорила.
И мы встретились. У меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда я его увидела, нисколько не изменившегося. Я написала своему парню, что начальство заставило меня задержаться на работе и что кино, видимо, отменяется.
Мы прогулялись с ним всего минут пятнадцать, дойдя до гостиницы, где он остановился. Он мне рассказал, что вместе с двумя друзьями запустил бизнес по изготовлению реагентов. Рассказал и про жену — что так и не горит к ней любовью, но ему жалко от нее уйти. Все то время, что мы гуляли, я не могла поверить в то, что снова испытываю эти почти забытые ощущения — нехватку воздуха, учащенное сердцебиение и какую-то неописуемую сладость, разливающуюся то ли по организму, то ли по душе от того, что с тобой рука об руку идет человек, которого безответно любишь. Мы с ним ни о чем не договаривались, и с его стороны не было даже косвенных намеков — мы просто очутились у него в номере. После быстрого душа мы набросились друг на друга и начали целоваться. «Пусть без взаимности! Пусть для него это просто возможность получить разрядку. Да и пожалуйста!» — твердила я себе, когда мои губы горели от страстных поцелуев. Во время оргазма я на секунду задумалась о своем парне — о том, как он, должно быть, расстроился из-за того, что я отменила кино, а сейчас сидит дома с ужином и свечами и ждет свою любимую в надежде хотя бы немного обратить на себя ее внимание, не говоря уже о любви или хотя бы серьезной симпатии.
Домой я вернулась за полночь. Сослалась на работу. Он поверил, я это поняла. Поверил и принял как истину, безоговорочно. Мы ужинали, он о чем-то рассказывал, а я, иногда кивая ему, кончиком языка облизывала верхнюю губу, все еще полыхающую от щетины лаборанта. Потом у нас был секс. Я бы даже сказала, что секс был не у нас, а у него. Со мной. Видимо, это было завершением его плана по созданию для любимой женщины волшебного вечера в день годовщины. А на следующее утро я ушла, ничего особо не объяснив. Даже не стала утруждать себя тем, чтобы подсластить пилюлю и сделать из нас двоих плохой именно себя. Просто взяла некоторые свои вещи, сказала ему, что не люблю его и не хочу быть с ним, пожелала удачи и ушла. А после первой же попытки со мной связаться заблокировала его аккаунт.