— А ты не знаешь какие-нибудь другие истории? Получше?
— Нет, — ответил он. — Это единственная история, которую я знаю. — Брюс сидел, вспоминая, как волку нравилась его способность ловко бросаться с дерева, дарованная его прекрасному чёрно-белому телу, но теперь этого тела уже не было, его застрелили. А жалких животных всё равно убивали и съедали. Животных без всякой силы и способности бросаться — животных, которые не несли в своих телах гордости. Но так или иначе, примкнув к стороне сильного, эти животные трусили себе дальше. А чёрно-белый волк никогда не жаловался; он ничего не сказал, даже когда его подстрелили. Его когти по-прежнему были глубоко в теле его добычи. Без всякого толку. Если не считать того, что это была его манера и ему нравилось так делать. Таков был его единственный путь. Единственный стиль жизни. Всё, что он знал. На это его и взяли.
— Вот волк! — воскликнула Тельма неуклюже прыгая по комнате. — Вау, вау! — Она пыталась хватать всё подряд и промахивалась. Брюс с ужасом заметил, что с девочкой что-то неладно. Он впервые это заметил, сильно переживая и не понимая, как могло случиться, что Тельма была так дефектна.
— Ты не волк, — сказал он.
Но даже теперь, пока девочка шарила и тянула руки, она спотыкалась; даже теперь, понял Брюс, дефект усиливался. Он задумался, как…
…может существовать такая тоска. И побрёл прочь.
У него за спиной Тельма по-прежнему играла. А потом оступилась и упала. Как такое может быть? — задумался Брюс.
Брюс бродил по коридору, ища пылесос. Ему сообщили, что он должен аккуратно пропылесосить большую игровую комнату, где дети проводили большую часть дня.
— Дальше по коридору справа. — Кто-то указал пальцем. Эрл.
— Спасибо, Эрл, — сказал он.
Подойдя к закрытой двери, Брюс сперва постучал, а затем просто её открыл.
В комнате стояла старуха с тремя резиновыми мячиками, которыми она пыталась жонглировать. Повернувшись к Брюсу, ухмыльнулась ему беззубым ртом, жёсткие седые космы падали ей на плечи. На старухе были белые подростковые носки и тенниски. Запавшие глаза, заметил Брюс; запавшие глаза и ухмыляющийся беззубый рот.
— Можешь так? — прохрипела старуха и разом подбросила все три мячика в воздух. Все три упали вниз, ударяясь об неё, отскакивая от пола. Старуха остановилась, смеясь и отплёвываясь.
— Я так не могу, — ответил Брюс, уныло стоя в дверях.
— А я могу. — Сухая кожа на руках тощей старой твари трескалась, пока она нагибалась, поднимая мячики. Когда она подняла все три, то прищурилась и снова попыталась сделать всё, как надо.
В дверях рядом с Брюсом появился кто-то ещё и тоже стоял, наблюдая.
— Давно она практикуется? — спросил Брюс.
— Давненько. — Человек крикнул старухе: — Попробуй ещё разок. У тебя уже почти получилось!
Старуха закряхтела, снова нагибаясь и собирая мячики.
— Один вон там, — указал человек рядом с Брюсом. — Под твоей тумбочкой.
— Эх-ма! — прохрипела старуха.
Брюс и его сосед наблюдали, как старуха предпринимает всё новые и новые попытки, роняя мячики, снова их подбирая, аккуратно прицеливаясь, удерживая равновесие, подбрасывая мячики высоко в воздух, а затем пригибаясь, когда они дождём обрушивались на неё, ударяя по голове.
Человек рядом с Брюсом понюхал воздух и сказал:
— Эй, Донна, ты бы пошла подмылась. А то уже обделаться успела.
— Это не Донна, — пробормотал поражённый Брюс. — Разве это Донна? — Он поднял голову, приглядываясь к старухе, и почувствовал жуткий страх. Вроде как слёзы стояли в глазах старухи, пока она глазела на него в ответ, но она всё смеялась и смеялась, а потом бросила в него все три мячика, надеясь попасть. Брюс увернулся.
— Нет, Донна, больше так не делай, — приказал ей человек рядом с Брюсом. — Не кидай их в людей. Просто пробуй проделать то, что увидела по телевизору. Лови их и кидай вверх, а потом снова пытайся поймать. Но прямо сейчас иди подмойся — от тебя воняет.
— Ладно, — согласилась старуха и засеменила прочь, низенькая и сгорбленная. Три резиновых мячика остались на полу.
Человек рядом с Брюсом захлопнул дверь, и они вместе пошли по коридору.
— А Донна уже давно здесь? — спросил Брюс.
— Давно. Она была ещё до меня, а я здесь уже шесть месяцев. А пытаться жонглировать она начала неделю тому назад.
— Тогда это не Донна, — заключил Брюс. — Раз она здесь так давно. Потому что я попал сюда только неделю назад. — А Донна, подумал он, привезла меня сюда в своём «эм-джи». Я это помню, потому что нам пришлось остановиться пока она снова заполняла радиатор. И она тогда замечательно выглядела. Темноволосая, с грустными глазами, тихая и сдержанная. В кожаной курточке, сапожках, с сумочкой, где всегда болталась кроличья лапка. Какой она всегда и была.
11