Тогда они тоже могли бы со свистом проноситься мимо. Совершенно безнаказанно.
— Ну, я пошёл, — проворчал Арктур, что он так или иначе намеревался сделать; присутствие в доме Барриса с Лакманом он уже обеспечил. Теперь ему непременно требовалось уйти.
— Ты куда? — спросил Лакман.
— К Донне. — Добираться до её дома пешком было почти немыслимо. Говоря это, Арктур мог не сомневаться, что никто из его приятелей за ним не увяжется. Он надел плащ и направился к передней двери. — Пока, ребята.
— Моя машина… — Баррис понёс какую-то околесицу.
— Если б я попытался проехаться на твоей машине, — перебил Арктур, — я непременно нажал бы какую-то не ту кнопку и всплыл бы над центром Лос-Анджелеса подобно дирижаблю Гудьира. Тогда меня как пить дать заставили бы сбрасывать бораты на пожары в нефтяных шахтах.
— Рад, что ты можешь войти в моё положение… — бормотал Баррис, пока Арктур закрывал дверь.
Усевшись перед кубом голограммы второго монитора, Фред в своём шифрокостюме бесстрастно наблюдал, как голограмма у него перед глазами непрерывно меняется. Другие наблюдатели в безопасной квартире смотрели другие голограммы из других источников информации — в основном воспроизведения. Фред, однако, следил за развёртыванием живой голограммы; она непрерывно записывалась, но он прокрутил сохранённую плёнку, чтобы поймать передачу, какой она непосредственно шла из официально признанного запущенным дома Боба Арктура.
Внутри голограммы, в широкополосном цвете с высоким разрешением, сидели Баррис и Лакман. Сидя в лучшем кресле, какое было в гостиной, Баррис склонялся над гашишной трубкой, которую уже много дней мастерил. С застывшим от сосредоточения лицом он всё обматывал и обматывал белой ниткой чашечку трубки. Лакман горбился над кофейным столиком, набивая полный рот приготовленными на скорую руку цыплятами Свенсона и одновременно следя за идущим по телевизору вестерном. Рядом на столике, сплющенные его мощным кулаком, валялись четыре пивные банки. Лакман не глядя протянул руку за пятой, уже ополовиненной, опрокинул её, разлил, всё-таки ухватил и изрыгнул проклятие. Услышав проклятие, Баррис поднял голову и одарил приятеля взглядом Миме из «Зигфрида»{11}, а потом снова принялся за работу.
Фред продолжал наблюдать.
— Блядские вечерние программы, — изрыгнул с полным ртом Лакман, а потом вдруг выронил вилку и вскочил на ноги. Неуверенно потоптавшись, он резко развернулся к Баррису, вскинул обе руки вверх и молча замахал ими — рот его раскрылся, и полупережёванная пища посыпалась на пол, на одежду. Кошки с энтузиазмом кинулись подбирать.
Баррис приостановил свою возню с трубкой и принялся глазеть на несчастного Лакмана. В ярости, теперь уже изрыгая жуткие гортанные хрипы, Лакман одним взмахом руки очистил весь кофейный столик — пивные банки и тарелка с грохотом рухнули на пол. Испуганные кошки метнулись в разные стороны. А Баррис по-прежнему неподвижно глазел. Несколькими нетвёрдыми шагами Лакман добрался до кухни. Смонтированный там сканер, проецируя свой куб перед застывшим от ужаса взглядом Фреда, зафиксировал, как Лакман слепо шарит по кухонному столу, ища стакан, потом пытается повернуть ручку крана и налить в стакан воды. Фред вскочил перед монитором; буквально прикованный к месту, в кубе второго монитора он увидел, как Баррис, так и не поднявшись из кресла, снова усердно обматывает ниткой чашечку гашишной трубки. Баррис даже не поднимал голову; второй монитор показывал, как серьёзно он погрузился в свою работу.