– Чего?.. – кажется, мои последние слова крепко возмутили моего свекра. – Это же надо: только что сюда заявились – и уже что-то требуете! Запомните: в семействе ди Роминели разводов никогда не было и впредь их не будет. Тех, кто не желает жить в этом доме по установленным порядкам, покидает его только вперед ногами. Надеюсь, вы все поняли, и отныне слова «развод» я никогда не услышу.
– Услышите!.. – терять мне было нечего. – Требую развод на том основании, что с тем человеком, которого все это время считала своим мужем, я находилась действительных брачных отношениях, в том числе исполняла свой супружеский долг. Если вам так хочется, можете назвать это супружеской изменой.
– Уж не хотите ли вы сказать...
– Хочу!.. – тряхнула я головой. – Тот человек, которого вы называете Лудо Шарлон ди Роминели, был моим мужем в прямом смысле этого слова, так что я требую развод на основании супружеской измены.
– Что?! – хозяин дома сердито посмотрел на своего красавца-сына. – Тебе же было строго-настрого запрещено...
– Я не железный, и потом, нужно было соответствовать роли... – развел руками тот, но больше ничего сказать не успел: разъяренный коротышка подлетел к нему, и изо всех сил ударил кулаком по красивому лицу своего братца, причем удар был такой силы, что Шарлон отлетел в сторону.
– Я с тобой еще разберусь!.. – взревел Уорт. Голос у него стал хриплый, с визгливыми нотками. – Мы с тобой, братец, еще поговорим, причем так, что навек запомнишь! Да я тебя по стенке размажу, тварь неблагодарная!
– Уорт, прекрати!.. – раздался голос отца семейства. – Сейчас не время для выяснения отношений. Этот вопрос мы обсудим позже.
– Ладно... – человечек направился ко мне, и его искаженное яростью лицо было настолько отвратительным, что я невольно попятилась. То, что этот коротышка взбешен – это понятно и без слов, однако я даже в страшном сне не могла предположить того, что произошло дальше.
– Шлюха!.. – заорал Уорт, и в следующее мгновение я получила такую пощечину, что свалилась с ног. Надо сказать, что рука у наследника семейства ди Роминели была тяжелой, а сил столько, что на какое-то мгновение я потеряла сознание. Внезапно, словно сквозь туман, вспомнился рассказ бабушки о том, как в доме губернатора любопытная служанка, сунувшись в карету к незваному гостю, мало того, что перепугалась, увидев его лицо, так еще и получила от незнакомца сильнейшую оплеуху... Теперь понятно, что старший сынок семейства ди Роминели, и верно, был в гостях у нашего губернатора.
Вместе с этим меня просто-таки захлестнул гнев. Дома меня никто и пальцем не трогал, если не считать пары подзатыльников, полученных в детстве за неуемные проказы, а тут... Я в растерянности посмотрела на тех людей, что стояли вокруг хозяина дома – неужели никто из них не возмутиться увиденным, и не попытается помочь мне?! Увы, с таким же успехом я могла просить о помощи каменные статуи – похоже, в этой семье, кичащейся своими традициями, подобное рукоприкладство считается совершенно нормальным, и даже обыденным действием, так сказать, все в порядке вещей. Более того: на лицах кое-кого из родственников появился интерес – такое впечатление, будто они ожидают увидеть довольно-таки любопытное зрелище, которое ни в коем случае нельзя пропустить.
– Не смей меня трогать, ты... – больше я ничего не усела сказать, потому что получила сильный пинок под ребра – это Уорт продолжал вымещать на мне свое бешенство. В следующее мгновение он схватил меня за волосы, и куда-то потащил, не давая мне подняться на ноги. Надо же – такой невысокий человечишка, а сил у него хватит на десятерых, во всяком случае, он едва ли не выдирал мои волосы! Почтенный глава дома ди Роминели не произнес ни слова – видимо, он не находил ничего странного или необычного в подобном обращении своего сына с той женщиной, которую тот выбрал себе в жены. Это куда же я попала, а?!
Не говоря ни слова, и не давая мне подняться, Уорт притащил меня в свою комнату, и там дал волю своему бешенству. Сказать, что он меня избил до синяков – это значит не сказать почти ничего, достаточно упомянуть, что после подобного... вразумления у меня оказались сломаны два ребра, и вдобавок я получила сотрясение мозга, однако это сущие мелочи по сравнению с тем, что произошло позже...
... Даже сейчас, сидя в тюремной камере, я не хочу вспоминать то время. Меня унизили так, как только могли, растоптали, избили, низвели до положения существа, которое обязано выполнять прихоти своего хозяина... Как я тогда себя чувствовала? Как любой человек, у которого мир перевернулся с ног на голову, и я словно рухнула с чистых облаков в грязное засасывающее болото, в ужасе осознавая, что изменить ничего нельзя. Еще совсем недавно я, домашний, забалованный человек, видела жизнь только с праздничной стороны, росла в счастье и любви, а потому при столкновении с человеческой жестокостью на какое-то время почувствовала себя так, словно стою на краю пропасти, и впереди одна беспросветная тьма, боль, горе и страдание. Чувство безысходности – страшная вещь, и не приведи Небеса ее хоть комку-то испытать! Не хотелось жить, и (чего там греха таить) в моей голове были мысли только о том, как оборвать это существование, в котором я чувствовала себя оплеванной и измазанной в нечистотах.