СКОЛЬЗЯЩИЙ
Даже сейчас, спустя столько лет, наполненных ужасом, я с трудом могу говорить о том, что видел в том прогнившем доме на болотах.
И что ещё хуже - это "что-то" видело меня...
Мерзость, которая до сих пор преследует меня, которая предъявила на меня свои права, которая год за годом высасывает мой разум, как пиявка.
Я потерялся.
Вот так всё и началось.
Потерялся во мрачной пустоши болот.
Я любил ходить в походы и был кем-то вроде любителя-натуралиста. И именно благодаря своему хобби я столкнулся с этим кошмаром, а кошмар столкнулся со мной.
Наступила ночь, и небо из свинцово-серого превратилось в насыщенно-чёрное, как кипящий котёл ведьмы.
Из лощин и болотных низин поднимались кверху длинные, нелепые тени.
Ветер выводил заунывный траурный марш среди непроходимых пустошей с кочками и дренажными колодцами.
И напоминало это пронзительный голос погребённых душ.
Я сразу вспомнил, что время уже позднее, а я тут совершенно один, и вдоль позвоночника пробежал холодок.
Я отклонился от главной дороги, сошёл с тропинки, покружил у болот, перелазил через загнившие поваленные деревья и обходил крутые скалистые кряжи.
И всё это - ради нескольких видов болотных орхидей: гнездовки, пальчатокоренника и ятрышника.
Там меня и застали сумерки.
Среди сырого сфагнума и вереска, где я пристально изучал лишайники, таволгу и особенно - огромную жирянку.
Я должен был выйти из болот час, а то и два назад, но не мог оторваться, завороженный сказочной природой.
Вскоре начался дождь.
Я поднялся с земли и потерялся в лабиринтах вереска и осоки. В радиусе нескольких километров не было никакого жилья. Я промок до нитки, и дождевая вода стекала по полям моей шляпы мне за шиворот.
Я замёрз, вымок, а вокруг не было ничего, где бы я мог укрыться от непогоды.
Я схватил палку и пошёл через болота, но ночью это было абсолютно бесполезно.
Я не мог найти тропу.
Вокруг меня лежала лишь топь, мечтающая поглотить меня живьём.
Дождь лил как из ведра, опустился густой туман; вода переливалась через край ботинок.
Пробродив более часа под проливным дождём, я увидел дом на вершине пологого, поросшего травой кряжа.
Это было высокое покосившееся здание из раскрошившегося от времени камня, обвитое виноградными лозами и другими ползучими растениями. А вокруг дома росли карликовые дубы.
Территория вокруг дома, заросшая сорняками, выглядела неопрятно.
Этим утром в холмах я натыкался и на другие заброшенные хижины с покосившимися стенами и заколоченными окнами.
Они были заброшены в течение многих десятилетий.
Но эта лачуга...
Ещё до того, как я увидел тусклый жёлтый свет в окнах, я подсознательно знал, что она не пустовала.
Меня не отпускало неприятное ощущение, что за мной наблюдают.
Только не мог понять: из дома или со стороны болот.
Ощущение было отвратительным, и я бросился к разваливающемуся дому. От насыщенного запаха подгнивающей растительности меня чуть не стошнило.
Я забарабанил в запертую дверь. Минут через пять мне открыли.
Точнее, приоткрыли, оставив лишь щель, чтобы меня рассмотреть.
И через эту щель в свете шипящей масляной лампы я увидел часть лица... Старого, с жёлтой, как пергаментная древняя рукопись, кожей.
Покрасневший глаз смотрел на меня почти со страхом.
И послышался скрипучий голос:
- Кто... Кто там?
- Бассетт, - ответил я, чувствуя, как холодные пальцы ночной сырости сжимаются у меня на шее. - Дэвид Бассетт... Я турист. Потерялся на болотах...
- Турист, говоришь...
Дверь приоткрылась чуть шире. И я почувствовал манящее тепло жилого дома. Но было что-то ещё... Старый, жуткий запах старости - и мне это не понравилось.
Наверно, такие дома, которые стоят по триста лет, имеют право на подобный запах, но для меня он был отвратительным.
Это был не просто запах времён; нет, здесь пахло грешными воспоминаниями, разложением и годами хранившимися в ящиках комода старыми вещами.
У меня кровь застыла в жилах. Мне хотелось бежать без оглядки и никогда сюда больше не возвращаться.
- Бассетт, Бассетт, - пробормотал старик, распахивая дверь. - Значит, ты турист, да? Заблудился, как ребёнок, в лесу, и я единственный, кто может тебя приютить? Ты ведь об этом просишь, да?
- Да, - кивнул я. Вода с меня текла ручьём.
Старик поднял старую масляную лампу повыше, пристально меня рассматривая.
Удовлетворив своё любопытство, он глянул на бурю за моей спиной, словно там что-то пряталось.
Подозрительный старик?
Да нет! Параноик до крайности!
- Ну что ж, мистер Бассетт, хотите спрятаться от непогоды? Говорите, вы турист? Но приходили и другие, да... Сколько раз они лгали. Приходили с болот, да... Стучали в дверь посреди ночи... Те, кого ни один человек в здравом уме не пустит к себе на порог.
Он тряхнул головой. Редкие седые пряди волос рассыпались вниз по шее, как белые ленты.
- Но я не могу прогнать тебя я в такую погоду... Что ж, входи, милый странник!
Мы вошли внутрь, и массивная дубовая дверь захлопнулась за нами, как крышка гроба.
Старика звали МакКерр - просто МакКерр. Его семья владела этим домиком ещё со времён Пуританской революции.
Держа над головой фонарь, мужчина провёл меня по узкому коридору в помещение, которое являлось, скорее всего, гостиной с каменным полом и громадным пылающим камином, дым от которого поднимался вверх и коптил балки и стропила.
Я сел перед очагом, и с моей насквозь мокрой одежды повалил пар.
- Как насчёт чашечки кофе и глотка виски? - спросил МакКерр. - Это всё, что я могу предложить.
Старики - они и есть старики.
Но МакКерр был просто ископаемым.
Высокий, худой, даже костлявый. Он напоминал пучок веток, обтянутых тоненькой целлофановой плёнкой.
Кож его была такой же тонкой, почти прозрачной, как у креветок.
Сквозь неё можно было рассмотреть все вены и артерии, которые ещё питали тело старика и поддерживали в нём жизнь.