Чайки заорали. Так, наверное, они орали в океанских колониях на вершинах скал, завидев грабителя гнезд — ястреба. А затем вся стая, взметнувшись над площадью грязно-белой волной с черными пятнами на гребне, рухнула вниз, словно углядев в воде долгожданную рыбу. Соки, открыв рот, смотрела, как эта волна растекается ручьями, вскипая водоворотами там, где люди пытались сопротивляться или бежать. Толстая тетка отбивалась сумкой. Мужчина в черной шляпе полз под машину, а чайки плотным комком сидели у него на спине. То одна, то другая птица вырывалась из общего клубка, унося в клюве что-то вроде маленьких красных рыбок. Это было настолько бредово, что казалось почти смешным, как в немом кино, не считая того, что чайки надсадно орали, а люди вопили от боли и ужаса.
Соки очнулась только тогда, когда какой-то облепленный птицами человек с разинутым ртом на бегу врезался в витрину, не больше чем в пяти дюймах от ее лица. Чайки вились вокруг его головы и долбили клювами. От этого лицо человека покрывалось красными ямками, а на месте глаз были два бордовых пятна.
— ААААААААА! — взвыла Соки.
Ковбой Ричард очень быстро перемахнул через стол и захлопнул стеклянную дверь. Развернувшись к официантке — та так и застыла с кофейником в руке, из носика на пол лилась коричневая струя, — он прокричал:
— Тут есть задняя дверь?
Женщина повернулась, как манекен, и махнула кофейником куда-то за барную стойку, расплескивая остатки кофе.
Ковбой схватил Соки за руку и потащил к черному ходу. И очень вовремя, потому что за спиной раздался звон разбитого стекла — это колотившиеся в витрину люди наконец-то прорвались внутрь, внеся с собой облако закатного света, и перьев, и крики, и бьющихся остервеневших птиц.
Вечер навалился на землю, как подушка на голову, когда не хочешь слышать перебранку в соседней комнате. Соки сидела, дыша в окно и стараясь надышать на нем пятно, но снаружи было недостаточно холодно. Мимо неслись темные перелески, поля, рубиновые и золотые вывески мотелей, спящие города. Соки понимала, что после событий в Фармингтоне должна поверить психу-ковбою, но так уж у нее были устроены мозги — чем плачевней ситуация, тем меньше в нее верилось. Поэтому бешеные птицы отошли куда-то в разряд страшного кино вроде Джима, размахивающего пистолетом, и оглушительных родительских ссор, и всяких других неприятностей. Просто не хотелось ни о чем думать. Смотреть, как разматывается за окном машины ночь. Слушать рев мотора. Дышать запахом бензина, кожи и старого курева. Она просидела бы так до утра, если бы машину не начало уводить к обочине.
Соки быстро оглянулась. Ковбой задремал, уронив голову на грудь. Сейчас он не казался опасным, как на заправке, или решительным и профессиональным, как днем, когда убегали от птиц, — только усталым. В салоне «Форда» свет был выключен, и лицо Ричарда все состояло из пятен: черные глазницы и провал рта, белые щеки и нос. Тяжелая рука на руле, подрагивая, поехала вбок… Соки перехватила руль, выравнивая машину, и ковбой, вздрогнув, проснулся.
— Я могу повести, — угрюмо предложила девушка. — Или хотя бы автопилот включи.
Тот лишь оскалил крупные желтые зубы в ответ.
— Тогда давай заночуем.
Ричард поглядел на нее, как на мешок с мусором.
— Я просчитался, — наконец-то процедил он. — Видела, что творилось на границе? Я думал, у нас есть в запасе еще пара дней.
— У нас есть в запасе еще пара минут, а потом ты врежешься в дерево.
Ковбой прищурился.
— Ты когда-нибудь видела паникующую толпу?
— Да.
Это было на первом курсе. Тогдашний парень Соки, Антон, очень сознательный студент-старшекурсник, потащил подружку на демонстрацию за равные права андроидов и деклассированных. Демонстрацию разгоняли отряды «Хаук», личной гвардии Бессмертных. Видимо, «иммортели» решили, что не стоит солдатикам сидеть без дела, пора и поразмяться. Соки тогда расквасили нос и вывихнули плечо. Антона так и не нашли среди трех сотен трупов. Кровь с брусчатки перед университетом смывали на следующее утро поливальные машины. Да, она кое-что видела.