- У-м-м, у-м-м, - замычал Гриша для того, чтобы на него обратили внимание, ибо жутко ему было, да и говорить очень хотелось.
И Екатерина чутко отреагировала на его зов, она повернулась к нему лицом и тут же изменилась в своем состоянии: обалдело юльнула глазками.
- Толстячок... Что, неужели опять проголодался?
- У-ку, у-ку, - ответил Гриша, тараща глаза и мотая головой.
- Понятно, соскучился.
Гриша насторожился и замер.
- Говорить хочешь? Да? - Гриша тут же активизировался и закивал.
- У-гу, у-гу, - озабоченно заподтверждал он.
Тогда ведьма наклонилась к нему, протянула к нему руки, и Гришино лицо оказалось в ее ладонях, и она приподняла его на себя.
- Только смотри, не орать, - пригрозила она, - ты меня понял? - И Гриша кивнул в знак безысходного согласия.
Получив подтверждение о соблюдении спокойствия, ведьма развязала и смотала бинт, отодрала пластырь от губ председателя.
- Ух, - сказал тот тяжеловесно и незамысловато.
- Что значит "ух", а, толстячок? - игриво расхохоталась Екатерина.
- Я Гриша, - мужественно проговорил кооператорщик.
- Да, Гриша, Гриша, - улыбаясь, подтвердила Екатерина, - ты понимаешь, в какую ты историю вляпался?
- Понимаю.
- Ни хрена ты еще не понимаешь, дорогой мой, - сказала Екатерина и юзом придвинув пенек поближе к Грише, уселась на него. - Есть и в самом деле не хочешь?
- Нет, а ты ведьма?
- А что, разве не похожа?
- Вы меня убьете?
- Дубина, ты еще очень нужен.
- Отпусти меня, ведьма.
- Ну да, ты умотаешь, а Сергею куда возвращаться?
- А что там за бездна, пустота?
- Где?
- Ну там, где я сидел.
- А-а, ты вот о чем, это, дорогой мой, переход в Астрал.
- На тот свет?
- М-м-м-да... - призадумалась Екатерина, - в какой-то мере ты прав.
Некоторое время они сидели молча.
- Ну ты что, Гриша, в штаны нагадил, что ли? Говорить хотел...
Но Гриша не отзывался, он почему-то закрыл глаза и продолжал сидеть молча.
Вначале Екатерина не обратила никакого внимания на ту блажь председателя, она спокойно сходила на кухню и приготовила две чашечки чая с лимоном, и вскоре она снова оказалась возле Гриши и села на пенек, а чашечки с чаем поставила на третий, свободный пенек.
- Долго ты еще будешь с закрытыми глазами сидеть, кукушонок? Языком поработать надо, а то совсем разучишься говорить. - Теперь Гришино молчание и закрытые глаза стали уже не удивлять, а настораживать ведьму. Ну ты смотри, обнаглел, - оживилась Екатерина. - Забастовку устраиваешь? громко проговорила ведьма у самого Гришиного уха. - Может, еще голодовку объявишь?
Но Гриша продолжал упорно молчать.
И тут в следующее мгновение случилось совершенно неожиданное: Гришино дыхание остановилось, Екатерина сразу же это заметила.
- Э, да ты шутишь, толстячок? Бесполезно, сам задохнуться не сможешь. Ну хорошо, проверим, сколько ты без воздуха сможешь просидеть, - и она азартно стала поглядывать на наручные часы. Но прошло две, три минуты, а Гриша не дышал. И тут Екатерина догадалась, она мгновенно все поняла. Не медля ни секунды она быстро улеглась на пол и экстериаризировалась в низший Астрал, приблизилась к Гришиной пуповине и втиснулась в его тело, быстренько навела там прядок и стала дышать за Гришу, а председателя в теле не оказалось.
Увидев из Астрала ситуацию, ожидающую меня на Земле, я опрометью ринулся в Гришино тело.
- Ну наконец-то, - сказал Екатерина, потеснившись в теле председателя, освободив место для меня, - Гриша бежал, - сказал она.
- Я знаю, - ответил я, - ему удалось умереть, я не подумал об этом, как возможном, не заблокировал выход.
- Ну и что теперь будем делать? Если тело оставить опустошенным, оно погибнет, начнет разлагаться. Мало того что мы вмешались в инкарнационную судьбу этого типа, так его начнут разыскивать и здесь же, на физическом плане. Он женат? У него есть дети?
- Да, двое детей.
- Придется мне отсиживаться в этом теле, на то время, пока ты будешь устраивать свои астральные дела, так я сама себя и трахать начну, чувственно хохотнула Екатерина и замолчала... - А если серьезно, что будем делать? - снова заговорила она.
- Мне нужно подумать.
- Прямо сейчас? - озаботилась Екатерина.
- Да, - сказал я и покинул Гришино тело.
- Только ты недолго, - донесся до меня чувственный шлейф ведьмы, а я уносился в Астрал.
ЛЮДОЧКА
Когда я вышел в Астрал, мне вспомнилось: при встрече с Людочкой на ней была тюремная одежда...
В теснине земного тела, когда я озабоченно и слепо ютился на планете физического плана, в те мои суровые и сонливые ученические времена на Земле - очень я боялся тюрьмы. Боялся, даже когда предчувствовал Астрал, и уже ощущал пластичную силу Космического Сознания. Но совершая астральные полеты, осваивая мир тонкой энергетики, стал страшиться тюрьмы еще упорнее...
Осваивая просторы космической свободы, я не хотел, чтобы мое земное тело очутилось в камере, в каменистой или бетонной ячейке социальной воли.
Позже я стал понимать: мне восторженно нравилось мое существование в образах, человеко-ветреное парение мысли, и я вовсе не хотел закрепощать свое, и без того отягощающее меня земное тело еще более, нежели то предоставила мне природа моего происхождения.
Я так редко пребывал на свободе...
Каждый раз, возвращаясь, я становился практически неподвижным, и мне приходилось перемещаться в пространстве планеты в объеме своего физического тела, а это и так мне казалось нестерпимым огорчением заключения. И я не вынес бы еще большего заточения!
Именно поэтому я боялся тюрьмы...
Редкость простора напоминала о себе на узаконенной Земле, и мне изредка, но удавалось в относительном подвижии тела испытывать проблески астральной гармонии: бывало, заметив благоприятный момент, я бежал осатанело по улице, искоса озираясь по сторонам, не видит ли кто, и впадал в как можно более разболтанную манеру поведения, если мне надоедало общество поводырей. И в одном, и в другом случае, или в каком еще-либо другом, я отчаянно пытался как бы оттолкнуться, как бы сместить жестокую неподвижность мира грубых форм относительно моего сознания, затонувшего в телесной трясине.
Итак, я боялся тюрьмы в те тускнеющие сегодня времена земной жизни...
Но теперь я решительно уносил свое астральное тело в пространстве тонкого мира, я направлял ход своего энергетического воображения к тому самому месту, мимо которого когда-то проходил острожно, словно боялся, что чья-то корявая злорадная сила подстерегает каждый мой шаг и неумолимо ждет, может, отступится жертва: опустит не на то место ногу на тротуаре или вдруг обернется на зов невежества, замешкается. Но я проносил свое сердце мимо городского здания тюрьмы всегда мягко и прислушиваясь к нему, проносил его точно спящего ребенка, способного шевельнуться от пристального взгляда, и отзывчиво проснуться в любой нестерпимый момент опасности, и вскричать, выдать меня, обнаружить мой страх и обнажить для нападения мою осознанно затаившуюся душу.
О, этот мир Земли! Люди Земли! Они даже не представляют себе, насколько все едино, беспрекословно едино...
Мир неощутимых, но всесильных равновесий, и не где-нибудь там, в космосе, в какой-то малодоступной, непроглядной стороне, а и у них, на видимой Земле.
Ведь и в самом деле, стоит сделать какое-нибудь, пусть даже крохотное движение там, на планете, или даже просто слегка вообразить здесь, в Астрале, взмыслить что-либо, и тут же где-то обязательно что-то произойдет, изменится, и возможно, основательно и бесповоротно. Не зря была нужна точка опоры философу, чтобы перевернуть Землю. Где-то есть, дремлет до поры до времени и она, и как знать, в чем заключается ее исходная, магическая сила предопределенности! Возможно, кому-то всего лишь достаточно шевельнуться чуть-чуть, переместить какой-нибудь предмет в пространстве на неуловимое расстояние или подумать о ком-то, осмыслить что-либо, и... Земля определенно перевернется! Или даже растворится вовсе, перестанет существовать!