– А што?
– Ды у нас у галавах штой-та галасило усю ночь…
А раз со мной была оказия, – продолжала разболтавшаяся старушка. – Начивала я у хатя адна как есть – наши были на поля. Задула свет, легла на печь, лежу и слышу: падшел ен к столу, узял са стола ножик – я, знать, забыла прибрать, ды тах-та ножиком:
– Дзы-ынь!.. Дзы-ынь!..
А потом как шварсня (швырнет) ножик наземь! А я лежу ни оторопь мине не взяла, ни што. Тольки думаю, што ш ета$7
– Няставляй ножик на ночь на столе – грех!..
А старик сторож, муж Максимовны, сообщил мне, что он слышал, как «хозяин» прял на приготовленных прялках в то время, когда все спали.
Про кикимору
В одной дистанции стоял кабак на юру близ оврага, и овраг-то обсыпался, так что кабак чуть лепился на овраге. В этом селе были большие базары по понедельникам и пятницам и шла в кабаке большая торговля вином, но ни один целовальник не мог долго усидеть в кабаке: постоянно проторговывался и разорялся. То находили у них недочет в деньгах, а главное дело – большую усышку вина и разсыропку, так что в откупной конторе все этому дивились, и еще тому дивились, что все целовальники рассказывали, как ровно в двенадцать часов кто-то у них вино цедит и, когда зажигали свечку, то видели карбыша, который бег от бочки и скрывался под полом в нору. Откуп кому ни предлагал сымать кабак, все отказывались. Даже даром предлагал кабак, без всякаго залогу, но никто не сымал. Предложили одному пьянице и моту, и несколько раз оштрафованному, и пойманному в приеме краденых вещей. Он был в крайности, потому что промотался. Не имел себе пристанища и ходил из кабака в кабак, а был человек семейный, очень неглупый и отчаянная голова. Он согласился взять кабак, хотя и слышал много страшных рассказов об нем. Кабак стоял заброшен. В первую ночь, когда он поселился в нем, он приготовил сальную свечку, спичек, положил топор на стойку, выпил полштоф вина и лег спать.
– Ну, – говорит, – теперь хоть сам черт приходи, никого не боюсь.
Спустя короткое время он услыхал, что кто-то вино из разливной бочки цедит. Он быстро зажег свечку, взял топор, подошел к бочке, осмотрел ее. Видит, что она не повреждена: печати все на ней целы, а кран заметно полуотворен. Постукал он топором в бочку и по стуку определил, что будто вина меньше, сорвал печати, накинул мерник, видит, что трех с лишком ведер нет. Он удивился и выругался как ему хотелось.
– Чорт, что ли отлил! Покорись мне! Ведь я чертей-то не боюсь: до чертиков-то я раз десять напивался. Не привыкать стать мне вашего брата видеть!
Тут он услыхал под полом треск: стала выворачиваться половица и стало вырастать из-под пола странного вида дерево. Все растет и растет, распространяются ветви, сучья и листы, закрывают почти что весь кабак и склоняются над его головой. Целовальник, собравши что есть силы, взмахнул топором рубить дерево и говорит:
– Ну, так, брат, вот как по-нашему! Я тебе удружу!
В эту минуту топор его как будто во что воткнулся, он не может его сдвинуть и чувствует, что какая-то могучая рука удерживает топор. Целовальник не струсил.
– Пусти, – говорит, – меня! Я знаю, что ты чорт! Пусти! Я все-таки буду рубить!
В это время слышит над своей головой тихий и кроткий голос:
– Послушай, любезный, меня. Не руби ты дерево, это я.
– Да кто ты?
– Я тебе скажу. Ты со мной уживешься, мы будем с тобой друзьями, и ты будешь счастлив.
– Да кто ты? Говори скорей! Пусти топор, я хочу выпить.
– Ну, брат, поднеси и мне.
– Да как я тебе поднесу, когда я тебя не вижу?
– Ты меня никогда и не увидишь, только когда с тобой прощаться буду, может, покажусь.
– Правду ли ты говоришь?
Целовальник почувствовал, что кто-то топор пустил, зашел за стойку, взял штоф вина и хотел из него наливать, голос ему и говорит:
– Послушай, любезный, ты много теперь не пей. Для нас довольно и этого полуштофа. Вон возьми вон этот, у котораго горлышко проверчено, в том, брат, вино-то хорошее, еще не испорчено.
– Да как ты это узнал? Я принимал, все полштофы были целы…
– А ты ходил опускать вино-то мужику-то, тебе нарочно дистаночный его и подменил, чтоб узнать наперед будешь ли ты здесь мошенничать.
Целовальник взял этот полштоф, посмотрел со свечкой на его дно и увидел, что действительно на дне проверчена дыра (чтобы можно было отлить и впустить туда, а после воском залепить).
– Ну, чортова образина, теперь я верю тебе, что ты – чорт.
– А ты не ругайся, мы с тобой будем друзьями, ты угости лучше.
Целовальник налил два стакана, взял свой и выпил, сам скосился и смотрит на другой и видит: стакан поднялся сам собой и так в воздух испрокинулся, как кто его пил, и так сухо, что капли не осталось, только кто-то крякнул.