Вот приносит ево чорт к этому собору, – тоцьно, што в соборе служба идет, и взяв он кирпиць, которой поматеряя, заходит в собор и встает за пецьку, штобы некто не видав ево. А чорт обвернувсе златорогой ланью и став бегать вокруг собору. Певцие увидали эту лань и остановили службу, друг по дружке и вышли все; оставсе один монах и тот смотрит в окно. Вот этот мужицок выходит из-за пецьки, этим кирпицом и зашиб монаха, сняв с ево монашеское платье и надев на себя; потом достав подвинецьное платье из-под престола, сунув ево за пазуху, выходит вон и ловит эту лань. А люди ему и говорят:
– Эх, монах! где тибе поймать эту лань? – есть полутше тебя, да не могут половить!..
Он одно: пробираетце к ней да дружелюбит, а эта лань подвигаетце к нему да лащитце. Поймав эту лань и сев на ее. Народ крицит:
– Монах, вались! не то увезет тебя – а он держитце да думает, как бы скоряя уехать. Выехали на заполье, сняв с себя монашеское платье, повесив на кол, а сам сев к другу за плеци, и потащились опеть.
Приходит пастушок к цярю и кладет это платье в прихожую. По утру встает Олена, прекрасная девиця, и говорит:
– Ах, Боже мой! Где мое платье было, а топерь у царя в прихожой лежит.
Приходит к ней цярь.
– Ну, што-жо, говорит, Олена прекрасная девиця, идешь-ли за меня взамуж топерь?
– Отцево нейду, говорит, ваше цярское величество, но есть-ли у вас винцельные кони и карета?
– Как-жо, говорит, у нас нет коней и кореты?
Вот он отвел ей конюшну, другу и третью; она день выбирает, другой выбирает и третий, – не могла по уму прибрать не коней, не кореты, и говорит опеть цярю:
– Когда умили ваше цярское величество меня достать, умили и мое подвинцельное платье достать, так умийте-жо и моих тройку коней и корету достать!
Вот цярь опеть своево пастуха призывает и наказ наказывает, штобы к утру достать тройку коней и корету, а не то – голова с плець долой! Выходит пастушок из цярства и плацот ишо тово тошняя, да и говорит:
– Эх, кабы на эту пору, на это времецько старопрежний друг-чорт!
А он тут и есть.
– О цом, говорит, друг плацошь?
Он сказав, што так и так, царь службу накинув опеть.
– Какую-жо службу накинув?
– Приказав, говорит, тройку коней винцельных достать и корету.
– Ага, говорит, – да это служба! Ну, да все-таки пойдем, можот достанем.
Вот и потащились добры молодци опеть. Эти кони и корета были у ней в синем море под каменной плитой. Приходят к синю-морю, чорт посылает этово мужицька в лафку купить две свици воску ярово. Мужицек принес две свици воско-яровых; одну свицю затеплив сибе, а другую товарищу. Чорт и говорит ему:
– Вот што, друг! когда вся свиця изгорит, а меня из моря все-т нет, то и ты валейся в воду, и тибе не жира! – сказав это и укурнув в море. Этот мужицок и давай ходить по берегу и дожидает своево товарища. Вот у ево половина свици сгорела, а чорта все нет; вот ужо и немножко стает, – ево все нет; и став он уж к нокотку прилипать свицюшку и заплакав горькими да горючими (слезами):
– Видно и мне не жира, думает…
Вдруг по морю волна заходила, – это чорт и идет на тройке; выехав на берег и вскрицяв:
– Успевай садитце, друг, скоряя!
Мужицек успев вскоцить ему в карету, и понеслись добры молодци: где у дома угол захватят – угол проць, где у церквей прихватят угла – главы покривятця. Вот чорт и говорит своему другу:
– Вот што, друг! ни доидем до цярства, ты их тпрруукни, а то все ваше цярство разнесем.
Не доехали оне до цярства, мужик и крикнув (лошадям) «тпррру!» – кони остановились…Вот оне доехали до цяря. Мужицек-пастушок вышов из кореты, привел этих коней к столбу тоценому и привязав к кольцю золоценому, надавав пшеници белоярыя и заходит к цярю в палаты, и дает знать государю, што привел таких-то коней. Царь призывает Олену, прекрасную девицю, на лице к сибе:
– Ну, што-жо, Олена, прекрасная девиця! Идешь-ли топерь за меня взамуж?
– Отцево-жо, говорит, нейду, ваше цярское величество, – коли вы умили меня достать, и мое винцельное платье, и моих коней с коретой, ну, так ищо у этово своево верново слуги отрубите голову, – тогда я за вас иду взамуж.
– Нет, девиця Олена, не подымаютце у меня руки срубить головы ево, – сказав ей цярь.
Вот она взяла саблю и срубила голову самому цярю и взяла этово пастушка за ушка и поцеловала ево во уста: