Квестор суетливо бросается их подбирать.
Прокула тоже замечает плохое настроение своего мужа и обращается к трибуну, который невозмутимо ждет распоряжений.
-Вам тоже не нравится этот город?
-Я привык, госпожа, - вежливо отвечает Лисий.
-Я заметила какой-то беспорядок в Храме.
-Беспорядок был, госпожа, - подтверждает он. - Ранним утром. Но он был устранен. Вы видели лишь его последствия. Вам ничто не угрожает, госпожа.
Прокула удивленно поднимает брови. Она даже не предполагала, что ей может что-то угрожать среди этих людей, которые режут ягнят перед своим богом.
- Надеюсь, что так! - произносит Пилат. Он уже получил доклад трибуна об утренней операции в Храме и был вполне удовлетворен его решительными мерами. – А теперь, Лисий, прикажите подать нам вина и закусок.
Весь этот день проходит в унылой скуке. Пилат устраивает смотр гарнизону, принимает делегацию городских старейшин, которые что-то от него требуют, но он даже не желает вникать в это вечное недовольство иудеев и выпроваживает их ни с чем. Позже Лисий, накрывший шпионской сетью весь город, докладывает, что Синедрион ищет некоего Иисуса из Назарета, виновника храмовых беспорядков. Пилат и это пропускает мимо ушей. Ночью он плохо спит.
Утренний доклад Лисия не отличается разнообразием. Два солдата в ночном патруле были убиты. В городе полно зелотов, замечено оживление возле резиденции Каифы, но в целом все спокойно. Пилат вяло благодарит его за службу и отпускает. А через час Лисий сообщает ему, что Верховный Жрец просит аудиенции.
-Пусть войдет, - устало соглашается прокуратор.
-Господин, он не может войти в крепость и просит выйти вас.
-Почему?
-Его религия и сан запрещают ему это в Пасху.
-Запрещают в Пасху? Тогда пусть придет после Пасхи.
-Верховный Жрец говорит, что это срочное дело.
-Вы их разбаловали, трибун! Ведь это они хотят говорить со мной, а не я с ними. Почему я должен угождать их религии? - гневно ворчит он.
-Что мне передать им, прокуратор? - с холодной вежливостью спрашивает трибун.
-Ладно, не обижайтесь, Лисий. Я выйду.
Крепость Антония расположена на насыпной террасе северного склона Храмовой горы. Пандус и каменная лестница ведут к парадному входу в крепость. Внизу стоят Каифа, его свита, Иисус в окружении стражи и множество зевак. Мощные ворота распахиваются. Конвой солдат спускается по ступеням и выстраивается по обе стороны лестницы, лицом к лицу попарно, будто опоры для перил. На верхней площадке появляется недовольный Пилат. Сзади на шаг от него останавливаются трибун Лисий и старший центурион гарнизонной когорты Корнелий.
Пилат чуть поворачивает голову вправо и тихо спрашивает:
-Как его имя?
-Иосиф, - подсказывает Лисий.
-Я слушаю тебя, Верховный Жрец Иосиф Каифа, - громко по-армейски произносит он.
Толпа внизу затихает.
-Наместник, мы требуем твоего суда над этим человеком, - Каифа дает знак, и стражи выводят вперед закованного Иисуса.
Пилат равнодушно взглядывает на узника.
-В чем он обвиняется?
-Он возмущал народ в Храме и называл себя Царем Иудейским.
Еще ночью Каифа утвердился именно на такой формулировке обвинения, считая невозможным посвящать оккупанта, язычника и антисемита Пилата в истинные причины суда. Римскому прокуратору вовсе не нужно знать о богохульстве, которое его очень позабавит. Если только сам еретик не расскажет ему правду, ища у него поддержки. Достаточно ему нарушить национальную этику и выставить себя жертвой иудейского фанатизма, чтобы заслужить симпатию Пилата. Каифа ненавистным взором провожает Иисуса, которого двое солдат, забрав его у стражи, уводят в преторию. Теперь его не ударишь палкой по устам, и он может говорить все, что захочет. Напрасно Господь не убил его на месте! Зачем он дал им этот знак?
Пилат не возвращается в дворцовые апартаменты. Он допрашивает узника здесь же, неподалеку от ворот - в нижнем зале северо-западной башни, где разместились интендантские службы гарнизона. Конвой остается у дверей, Пилат садится за стол на курульное кресло, поодаль пристраивается писарь. Прокуратор хмуро оглядывает стоящего перед ним человека в цепях.
-Твое имя?
-Иисус из Назарета.
-Ты галилеянин?
-Да.
-Меня все называют «господин».
Иисус молчит. Не такого суда он ждал - от человека, с которым ему не о чем говорить. Синедрион должен был вывести его к городской стене и забить камнями. Но его обморок все спутал. И теперь он во власти тупого чиновника, который не дорос даже до потребности в Боге. Он мертвее мертвых.
-Может быть, плеть научит тебя почтительности?
-Не нужно…господин.
Пилат удовлетворенно кивает.
-Ты признаешь то, в чем тебя обвиняют?
-Я говорил в Храме и не стану отказываться от своих слов.
-Ты - Царь Иудейский?
-Мое царство не от мира сего.
-От какого же?
-От небесного.
Прокуратор морщится. Не хватало ему очередного пророка и шарлатана.
-Ты служишь Израильскому богу?
-Я служу Царству Небесному.
-Что же есть в твоем царстве?
Иисус некоторое время молчит, ища самое короткое определение тому, что вне языка.
-Там нет человека.
-Что же там есть? Одни боги?
-Там нет богов. Только чистый дух.
Пилат с легким любопытством смотрит на узника.
-Так ты софист? - он произносит это по-гречески.
-Софисты даже не приближались к истине, - отвечает по-гречески Иисус. - Я знаю истину.
-Похоже, ты образованный человек. Ты знаком с греческой философией?
-Да. Господин.
-Что ты говорил в Храме?
-Истину.
-За эту истину твои враги привели тебя сюда?
-У меня нет врагов.
Пилат опять морщится. За время службы он привык слышать от подсудимых самые глупые оправдания. Желая спасти свою жизнь, люди начинают громоздить бессмысленную ложь. Он разочарован.
-Кто же те люди, которые привели тебя сюда? - насмешливо спрашивает он.
Иисус невозмутимо отвечает:
-Они лишь делают то, что им должно делать.
-Конечно. Ведь они твои враги.
-У меня нет врагов.
Это вновь пробуждает любопытство Пилата.
-Кто же они?
-Они - человеки.
-А кто ты?
-Я свободен от человеческого.
-Это забавно.
В это время в зал входит Прокула. Солдаты при дверях почтительно вытягиваются. Аристократка гордо несет мимо них свою голову с римской прической. Следом за ней идет ее раб - камергер.
-Отпусти его, - велит она ему, и тот бережно спускает на пол белый пушистый клубок. Этот крохотный щенок, недавно оторванный от сосцов, бежит за своей новой хозяйкой, перекатываясь на коротких лапах, которые обещают стать когда-то мощными опорами.
Пилат жестом приказывает Иисусу отойти на несколько шагов и встает навстречу жене по древнему римскому обычаю. Кодекс джентльмена в европейскую культуру привнесли именно римляне. Рим начал свою историю с шайки разбойников. Эти мужчины были готовы драться со всеми за место на земле, но чтобы сохранить себя во времени, им нужны были женщины - это стратегическое оружие древности. Только женщины могли продлить род воинов. Шайка разбойников напала на соседний город Сабин. Оттуда они тащили не золото или съестные припасы, но только женщин. Сабиняне стали готовиться к войне. Но римляне не хотели убивать отцов и братьев своих новых жен. Они поклялись им чтить их дочерей и сестер, как богинь. Всякого, кто оскорбит одну из них, они убьют сами. Племена породнились, избежав взаимного истребления, а римские женщины с тех пор приобрели чрезвычайные права.
Прокула с улыбкой приближается к мужу. Она бросает мимолетный взгляд на узника, видит его глаза и отворачивается поспешнее, чем ей позволяет статус высокопоставленной дамы. Так бессознательно и поспешно люди отворачиваются от мерзкого насекомого, от зияющей раны или от страшного чудовища. Человек не хочет видеть всего, чего не должно быть в его мире. Прокула быстро справляется с собою, еще не понимая, что заставило ее отвернуться от этого человека, и с улыбкой подходит к мраморному столу, где ее стоя встречает Пилат. Она поднимает с пола щенка и показывает ему этот белый шар, из которого выглядывают два черных глаза и нос.