-Пригласи его немедленно в дом, - приказал он, спешно набрасывая на себя халат.
-Господин, он не желает входить и просит, чтобы вы сами вышли к нему.
Он поспешил к воротам, гадая, что бы это значило. Двери его дома всегда были открыты для Иуды. Он отлично помнил, как сорок лет назад состоялось их знакомство. Однажды ночью в их дом тайно привезли мальчика. Он был в беспамятстве, а его левая нога выглядела так ужасно, что у юного Иосифа сжалось сердце. Родители объяснили ему, кто это, но строго-настрого запретили рассказывать об этом на улице. Как он понял тогда, царь Ирод Великий убил всю семью его кузена и хочет теперь убить его. Этот царь-чужак истреблял лучшие фамилии Израиля вплоть до младенцев. В глазах Иосифа искалеченный мальчик сразу же стал героем. Его нога загноилась, он был на грани гибели, пребывая в горячке и бреду. Когда он впервые открыл глаза и ясным взором осмотрелся вокруг, Иосиф был счастлив. Много месяцев Иуда провел в их доме в Аримафеи, а потом был так же тайно переправлен в Сирию. Они встретились во второй раз уже молодыми людьми, когда в Иудее установилось прямое римское правление, при прокураторе Копонии. Они подружились, хотя сблизиться с мрачным Иудой было непросто. Иосиф понимал все это: убийство семьи на глазах, болезнь и увечье, из-за которого Иуда даже не может войти во внутренние дворы Храма. И Бог отвернулся от него. С годами Иосиф стал старейшиной Аримафеи, а затем членом Синедриона. Иуда ушел к зелотам и стал комиссаром этой национально-революционной партии, истратив на нее большую часть своего наследства. В последнее время они виделись все реже, а потом Иуда и вовсе исчез, словно ушел в глубокое подполье. И вот теперь он стоял у дома Иосифа и не хотел войти в него.
-Мир тебе, брат, - Иосиф обнял и поцеловал своего кузена. - Пойдем в дом.
-Нет, поговорим здесь, - ответил Иуда.
Он был угнетен и мрачен, а просьба его оказалась невероятно странной. Он сказал, что утром казнят некоего Иисуса из Назарета. Иосиф должен позаботиться о его теле.
-Ради нашей дружбы я готов похоронить последнего преступника, - ответил Иосиф.
-Он лучше нас с тобой, брат. Тебе придется получить разрешение от Синедриона. Тебе это будет нетрудно.
-Почему ты сам не хочешь похоронить его, если он тебе так дорог?
-Я не смогу. И не спрашивай. Просто обещай, что сделаешь.
-Обещаю.
-Поклянись нашей дружбой.
-Клянусь. Да что с тобой, Иуда? Давай войдем в дом и поговорим.
Иуда отрицательно покачал головой. Он погрузился в себя, словно что-то вспоминая, а затем горячо заговорил:
-Нет, Иосиф, ты не должен его хоронить.
Иосиф только удивлялся такой перемене настроения. Но дальнейшее его просто поразило.
-Ты должен уничтожить его тело. Он не хотел иметь могилу, я помню. Да-да, он не хотел оставлять миру даже свой труп. Сожги его! Или отвези его к морю и утопи!
-Этого желал твой Иисус? Он безумен?
-Мир безумен, а не он.
-Для иудея нет худшей участи, чем не иметь места погребения. Кто он, твой Иисус? Не тот ли это человек, который назвал себя Мессией и возмутил весь город?
-Да! - мрачно подтвердил Иуда. - Но он не Мессия. Он больше!
-Брат, давай войдем в дом, - опять предложил Иосиф, полагая, что его кузен не в себе, если ставит кого-то выше Мессии, над которым только Бог.
Но Иуда вдруг с проницательной усмешкой произнес:
-Не считай меня безумным. Я обрел пронзительную ясность ума. Ведь ты саддукей и не веришь в воскрешение. Если нет воскрешения, зачем тело?
-Я верю в Писание и в загробную жизнь.
-Что ты знаешь о загробной жизни? Загробная жизнь! Это так по-человечески! Извини, я не хотел тебя обидеть.
-Брат, ты не можешь обидеть меня тем, что назвал человеком. Я и есть человек! - дружески пояснил Иосиф.
Иуда как-то странно кивнул головой.
-Конечно. Все мы люди. И все же, Иосиф, если не хочешь его сжигать, то просто брось его в какую-нибудь пещеру. Он хотел умереть в пещере. Сделай так.
-Бросить его тело в пещеру? Иуда, может, ты ненавидишь этого Иисуса?
-Ненавижу? - он очень удивился. - Пусть так! Назови, как хочешь, только сделай. Это проще, чем погребение.
-Так не поступают даже язычники. А они не знают истинного Бога.
-Я тоже не знаю Бога! Забыл? Я - отверженный.
-Может, ты все же войдешь в дом? Отдохни, успокойся. Завтра великий праздник. Останешься у меня. Тебя здесь никто не побеспокоит, - пытался уговорить его Иосиф, уже боясь отпускать его в таком состоянии.
-Нет, я не могу, Иосиф. Помни, ты поклялся! И подумай насчет пещеры. Теперь я его понимаю. Мне тоже хочется исчезнуть бесследно. Ничего не хочу оставлять этому миру! - Иуда торопился, словно хотел поскорее выговориться. - Людям стоит больше думать о своей смерти. Жизнь дает им десятилетия на размышления, но вряд ли они тратят на это год или хотя бы месяц. Им некогда. Они торопятся жить. А потом умирают с мечтой о продолжении своей никчемной жизни. Зачем у них была жизнь, если они не нашли времени подумать о смерти? И так - из поколения в поколение. Если бы люди научились думать о смерти, они перестали бы быть животными. Прощай, Иосиф.
Иуда судорожно обнял, поцеловал его и стал уходить.
-И еще, Иосиф. Что бы ты ни услышал обо мне, знай, что я умер с честью.
И он решительно устремился прочь.
В это самое время, как позже узнал Иосиф, в резиденции Каифы собирался малый Совет, состоявший только из священников. Это была абсолютно замкнутая каста, которая имела доступ к алтарю, к святилищу и к храмовой казне.
И вот Иосиф стоит теперь перед Голгофой и пытается понять, что связало его мрачного кузена с этим человеком, над головой которого висит вызывающая надпись: царь иудейский. Каким образом холодный, замкнутый Иуда превратился в сентиментального безумца? Что с ним сделал этот человек на кресте? Какие истины открыл ему? И кто же он такой, этот царь, который не хочет оставлять миру последнюю улику своего существования - могилу? Цари обычно требуют особых усыпальниц, они желают лежать в священных дубравах, им нужны гробницы на века. Этот же человек хочет умереть как зверь. К тому же он - и это неудивительно - богохульник, как сказали о нем члены Совета на утреннем заседании Синедриона. Словом, этот Иисус вызывает у Иосифа только неприязнь.
Он долго еще смотрит на распятого Мессию и постепенно смягчается. Человеческое сострадание вызывается мыслью о том, что всех стоящих сейчас у холма ждет продолжение их жизни. Они вернутся в свои дома, поужинают, вдохнут ночную прохладу и лягут спать под звездами. Этот вечер они проведут чуть лучше или чуть хуже, но это будет еще один из тысячи вечеров, которые повторялись и будут повторяться. Только у этих троих на крестах уже не будет никакого вечера, даже самого обыденного и скучного. Весь мир и он, Иосиф в том числе, будут жить, как жили прежде, но этих трех в нем уже не будет никогда.
Саддукеи знают: человек получает жизнь даром и умирает навсегда. Конечно, они чувствуют при этом то же, что и фарисеи: никакое человеческое преступление не заслуживает такого чудовищного наказания – вечной смерти, но воскрешение, в которое верили еще египтяне, мумифицируя свои трупы, кажется им очень сомнительным. Саддукеи не верят в повторную жизнь, но верят в бессмертие души и загробный мир. Странно, что Иуда хотел оскорбить его именно этим. Разве вера в бессмертие души - это позорно? Во что же верит сам Иуда? Какой бесчеловечной вере научил его этот отступник?
Иосиф слезает со своей повозки и подходит почти вплотную к оцеплению. Он надеется услышать хоть что-нибудь из уст распятого Иисуса. Перед ним стоит высоченный, как столб, безусый римский солдат и от скуки глупо улыбается. Чтобы не видеть его лица, Иосиф отступает в сторону и встает рядом с мужчиной, в юродивом обличии которого легко узнать нашрита. Этот длинноволосый, неухоженный человек не похож на зеваку. По его напряженному взгляду Иосиф угадывает, что он смотрит на Иисуса.