- Вот и он разный.
- Нужно ли его бояться?
- Не нужно. Но если ты избрал свой путь, тебе суждено долго сражаться с ним, пока не освободишься от человеческого.
- Понятно, учитель.
- Не думаю, что тебе уже все понятно. Это долгий путь. А пока тебе следует понять две истины, мой мальчик: ты умрешь навсегда, и тебя ждет Царство Небесное.
Иоанн понимает, что разговор окончен. Учитель дал ему урок, и его нужно усвоить. Он подводит итоги. Вначале было слово. И Слово было у Бога. И Слово было Бог. А потом Бог послал Слово в мир и дал его человеку. А сатана возненавидел Слово и мир. У этого зверя множество голов и он легко меняет лики. То, что он когда-нибудь, в очень далеком будущем умрет, не беспокоит Иоанна. Ведь смерть становится страшна, когда о ней долго думаешь. Он же думает сейчас о другом. Его ждет Царство Небесное.
К вечеру они достигают Магдалы. Холмы вдруг расступаются перед ними, и в закатном сумраке они видят Галилейское озеро, совсем не синее и не гладкое, как во сне Иоанна, где он с учителем ходил по воде. Озеро кажется почти черным, легкая рябь бежит по нему. Серые тучи, которые ползли за тремя путниками весь день от Средиземного моря, наконец, настигают их и обрушиваются ливнем на их головы.
Магдала – маленький рыбацкий поселок, обросший со временем ремесленными пристройками. Однако он стоит на древнем торговом пути из Сирии в Египет. На окраине поселка, почти вплотную к караванному тракту расположен постоялый двор с конюшней и харчевней. Ворота его распахнуты настежь для всех желающих. Трое путников пересекают покрытый лужами двор и входят в харчевню, уже изрядно вымокнув.
Справа расположен очаг и кухня, слева тянутся вдоль стен два ряда столов со скамьями. Половину одного из этих рядов заняли греческие рыбаки, приплывшие с восточного берега озера, из Декаполиса. Они играют в кости, пьют вино, хохочут и бранятся. Край другого ряда достался трем парфянам в штанах по персидской моде и в лисьих шапках. Их обслуживает молодая женщина, тоже одетая не по-иудейски. Ее руки обнажены, пестрое платье декольтировано, а лицо так вызывающе накрашено, что Иоанну сразу приходит на ум: это и есть один из ликов дьявола. Парфянин - варвар грубо усаживает ее себе на колени и лезет рукой под подол. Она игриво отбивается, смеется и громко произносит по-гречески:
- Сначала заплати, а потом хватай.
Рыбаков за соседним столом это забавляет, и один из них кричит:
- Эй, красотка, почем фунт?
- С тебя, морячок, драхма за все.
- А товар стоящий? - спрашивает другой, чтобы подразнить варваров в лисьих шапках.
Те сердито косятся на рыбаков, что-то бормочут на своем языке и тянут женщину к себе, доставая деньги.
На мгновение Иоанн в тусклом свете масляных ламп видит ее лицо: тушь, индиго, киноварь. Это размалеванная, бесстыдная женщина потрясает его. Все эти люди кажутся ему безумными. Юноше не нравится это место. В нем просыпаются чувства древних пророков. Да ведь это Вавилон! Дом пьяниц и блудниц, идолопоклонников и стервятников.
К трем новым гостям подходит владелец постоялого двора. По левой половине лица этого сирийца пролегает чудовищный сабельный шрам, который оставил его без одного глаза и вытянул рот в кривую усмешку. Иоанну думается, что это сам сатана, покровитель всей этой нечисти. Вот они и встретились. Он взглядывает на своего Спасителя. Иисус держится невозмутимо и смотрит на безобразного сирийца с усталым равнодушием. Но ведь учитель так ему и сказал: нет нужды бояться дьявола, он ему давно наскучил.
Харчевник приглашает трех путников за стол, на другом конце которого устроились парфяне.
- Учитель, уйдем отсюда, - просит Иоанн.
Иуда в предвкушении ужина и теплой постели смотрит на него с недоумением, учитель слегка удивлен, а сатана - криво усмехается.
- Эти люди не причинят нам вреда. Проходи и садись за стол, - мягко отвечает Иисус. - Если они тебе не нравятся, не смотри на них.
- Здесь не чисто, - бормочет юноша.
Харчевник слышит его и по-арамейски отвечает:
- Моя харчевня известна на всю округу. У меня однажды обедал даже царь Антипа Ирод.
Иисус смотрит на скованного Иоанна и произносит:
- Давай для начала поужинаем. Ты ведь хочешь есть?
Юноша невнятно кивает головой. Еще недавно он очень хотел есть, но теперь его аппетит стремительно тает. Они садятся за стол: Иоанн с Иисусом спиной к входу, Иуда напротив них у стены. Он по-хозяйски кладет руки на стол и говорит сирийцу:
- Нам нужен хороший ужин.
- Имеется баранина: свежая, сочная, только что с вертела.
- Она у него идоложертвенная, - бормочет Иоанн.
Иуда смотрит на сирийца.
- Не сомневайтесь, господа. Барашек зарезан по всем иудейским правилам. Я чту местные порядки и даже сам подумываю перейти в вашу веру. Только мои друзья-иудеи советуют мне хорошо подумать: иудейский закон строг.
- У тебя есть друзья иудеи?
- Меня знают все в Магдале, приглашают на свадьбы и праздники, - гордо заявляет тот.
Иуда переводит взгляд на своих спутников, показывая, что он удовлетворен ответом. Но Иоанн смотрит исподлобья.
- Что еще найдется у тебя из еды?- спрашивает Иисус.
- Есть чечевичная похлебка, вареные овощи, сыр, оливки.
- Дай нам овощи, сыр и вино.
Вскоре все это стоит перед ними на столе. Иуда разливает вино по чашам, пробует его и морщится: оно прокисло. Иисус тоже пригубляет его и отставляет в сторону. Иоанн к вину не притрагивается. Он вяло берет в рот кусок вареной репы, но она застревает у него в горле. Ему не дает покоя женщина на другом конце стола. Она замечает вновь прибывших путников. Ее накрашенный рот хищно улыбается Иоанну. Они встречаются взглядом, - и душа узнает душу. И женщине, и самому Иоанну мгновенно становится ясно, что он - не грозный пророк, а перепуганный мальчишка. И если сейчас эта женщина подойдет к Иоанну, а она легко может это сделать, ее порочность подавит его чистоту. У него не найдется сил гневно встать и сказать: отойди от меня, вавилонская блудница, - он будет сидеть и дрожать от страха и отвращения. И действительно, у Иоанна начинается мелкая нервная дрожь. Почему так? Ведь он прав!
- Учитель, уйдем отсюда,- просит он.
Иисус перестает жевать сыр, смотрит на Иоанна, на парфян, на блудницу спокойным мужским взглядом и мягко произносит:
- Мой мальчик, это всего лишь постоялый двор. Они всюду таковы. Не место оскверняет человека, но человек место.
Как приобрести Иоанну эту мудрую невозмутимость, эту цитадель мужества? Где отыскать этот панцирь, защищающий Иисуса от мира?
С ним начинает происходить что-то невообразимое. Иоанну хочется плакать. В этой сумрачной магдальской харчевне он словно чего-то лишился и стал ничтожной былинкой в этом чудовищном мире. Где же Бог? Бог, которому не безразлична жизнь каждой былинки. Господи, дай мужество одной из твоих былинок по имени Иоанн. Но Бога нет в этой харчевне. Он не заглядывает в капища и вертепы. Иоанну хочется спрятаться в какую-нибудь раковину, уйти от этого мира в глухомань и вновь обрести себя.
- Учитель, уйдем отсюда, - слезно молит он.
Иисус с сомнением смотрит на юношу: не пресечь ли ему эти щенячьи страдания, - но Иоанн вот-вот расплачется.
- Что же, пойдем.
Он вопросительно смотрит на Иуду.
Тот пожимает плечами.
- Я не стану проводить еще одну ночь на сыром дворе ради мальчишеской прихоти.
- Хорошо, - соглашается Иисус и встает. - Встретимся утром.
- Подожди, - останавливает его Иуда, снимая с себя пуховой платок.- Тебе он пригодится больше.
Иисус с Иоанном исчезают в дверном проеме, который словно покрыт занавесом из дождевых струй.
Харчевник провожает их своей неизменной кривой усмешкой. Мужчина ищет уединения с красивым юношей. Что ж! Он видел и такое. Но зачем идти для этого в конюшню? У него достаточно комнат. И он не сторож своим постояльцам.
Его подзывает оставшийся гость.
-Так ты говоришь, мясо у тебя кошерное?
- Клянусь Баалом и Астартой!
Иуда коротко усмехается.
- Не за такие ли клятвы тебя лишили глаза?
Сириец начинает сердито сопеть.
- Негоже смеяться над увечьями других тому, кто сам с увечьем. Я заметил, господин, что у вас одна нога тоже не такая же, как другая.