Выбрать главу

— Нарушить договор король может в любой день, не оглядываясь на срок. С нашей помощью, к примеру, он отзовет полки от Вора и тут же поведет их на Смоленск. Это как?

— Ну, князь Михаил, что-то ты намудрил, — сказал царь.

— Я не намудрил, государь, а предположил на грядущее действия Сигизмунда. Раз он настаивает на столь коротком сроке, значит, что-то замышляет против нас. А что? И слепому ясно. Смоленск для них всегда был желанной добычей.

— Ну поживем — увидим, — сказал Шуйский, поднимаясь с трона. — А пока попробуем настоять на пятилетием сроке, как предложил князь Мстиславский.

Но как ни тужились Луговской с Телепневым, не смогли выбить с польских послов 5 лет, хотя потратили на умасливание их не одну «сорочку». Жаловались Шуйскому:

— Более одиннадцати месяцев не добавляют, государь.

— Одаривали их?

— А как же. Все как в прорву.

— Черт с ними. Пусть будет на три года одиннадцать месяцев. Нам ведь время сейчас дорого. Вор уже в Калуге, Лисовский Рязань взял. Не до торга.

17. Измена

Шуйский, сидя на троне, как-то еще держался царем, но оставаясь наедине, хватался за голову. Падал перед иконой и, обливаясь слезами, молил: «Господи, помоги! Господи, вразуми! Что делать?» Положение и впрямь было почти безвыходное, Вор шел уже к столице, города один за другим изменяли Шуйскому и присягали Вору.

Даже Псков, всегда державший сторону московского царя, отпал на сторону Вора. Новгород вот-вот отпадет. Но и этого мало, в Москве явилась шатость. Открываются заговоры против Шуйского. Не успеет царь казнить одних, являются другие. Ни на кого нельзя положиться. Разве на братьев? На Дмитрия с Иваном? Так и они какие-то шибко невезучие. Куда ни пошлешь, везде их колотят. Вон Митька умудрился под Волховом осрамиться, мало того что чуть в плен не попал, так полполка подарил Вору. Ну, видно, в победители за уши не вытянешь. Хоша и братья родные, а дураки. Остается одно — опять звать племянника, у него вроде получается.

С Скопиным-Шуйским, призванным во дворец, царь был ласков до приторности:

— Мишенька, сынок, токо на тебя у меня вся надежа. Вступи в свое стремя позлащенное, разгроми супостата, — впадал царственный дядя в стих. — Воевод много, а воевать некому. Митька вон от Волхова без порток припорол, Васька Голицын ужакой приполоз. Мало того что оружие Вору оставили, но и ратников подарили. Голова кругом идет, Миша, не знаю что и делать.

— Приказывай, Василий Иванович, исполню, как велишь, — сказал Скопин, с сочувствием слушая жалобы дяди.

— Вот бери войско и ступай Вору навстречу, он от Калуги на Москву идет. И от Коломны его воевода Лисовский Наседает, ну его там пока рязанцы с Ляпуновым удерживают. Нам важно разгромить Вора. Ах, если б его пленить удалось.

— Какие полки отдаешь мне, государь?

— Полк Романова да полки князей Трубецкого, Троекурова и Катырева. Я думаю, тебе достанет сил, Миша.

— Там посмотрим, государь. Рать покажет.

Войско уходило под командованием Скопина через Серпуховские ворота, он ехал впереди с Романовым. Но несколько отъехав, сказал спутнику:

— Иван Никитич, вышли вперед дозоры, чтоб не напороться нам на засаду, и веди, а я ворочусь, прослежу у ворот, как выступают полки.

— Хорошо, Михаил Васильевич.

Князь Скопин встал на возвышенности недалеко от ворот и, не слезая с коня, наблюдал прохождение войска. Когда увидел выехавшего впереди полка князя Троекурова, махнул ему, приглашая к себе. Тот подъехал.

— Иван Федорович, мне нужны хорошие лазутчики. Как остановимся на ночевку, подошли их мне, желательно охотников.

— Хорошо, Михаил Васильевич, пришлю.

Такой же приказ Скопин отдал и Трубецкому с Катыревым: прислать к нему лазутчиков. После этого поскакал догонять головной полк. Догнал уже под Пахрой. Спросил Романова:

— Дозорных отправили, Иван Никитич?

— Да, Михаил Васильевич, приказал им оторваться не менее чем в две версты.

— Надо будет и глубже пощупать путь. И в стороны разослать, чтобы Вор не оступил нас. Я хочу знать все, что вокруг за двадцать верст творится.

Вечером когда войско остановилось на ночлег, по приказу Скопина были выставлены секретные сторожа. А к его шатру явились от всех полков назначенные в лазутчики, в основном бывшие охотники. Скопин сверил, кто от какого полка прибыл, велел всем рассесться у шатра на земле и сам сел, подвернув под себя ноги по-татарски калачиком.

За спиной князя горел костер, и в большом котлё варилась гречневая каша.