Все согласились: действительно город теперь беззащитен, надо быть к нему ближе. Выбрав широкую прогалину, стали окапываться, в лесу рубили деревья, заваливая, загромождая стволами и кольями дорогу на подходе к прогалине.
Зарядили пищали и пушку, которую установили прямо на дороге, огородив ветками.
Князь отправил по Переяславской дороге разведчиков.
— Встретите их — немедленно назад да постарайтесь не объявляться им или того хуже в плен угодить.
И стали ждать. Весь день никто не появлялся. Ночью воевода не разрешил разжигать костры.
— Обойдетесь сухомяткой.
И ночь прошла в ожидании. Назавтра многие начали сомневаться:
— Да придут ли они? Может, и не думают?
Третьяк Сеитов кивал на Назарова, вот, мол, его спросите.
— Обязательно будут, — говорил Илья. — Если б не собирались, разве б я стал к вам скакать. Толи мне другой заботы нет. — И зять купеческий подтвердил:
— Переяславцы хотят взять на щит Ростов, отмстить за все прошлые обиды.
— Ты гля, с больной головы на здоровую, — возмущались ростовцы. Вражда между этими городами, зародившаяся несколько веков назад еще при удельных княжествах, не утихла и поныне. Не оттого ли они и разных царей признавали: переяславцы — Дмитрия, ростовцы — Василия?
Ожиданье — тягуче, ходьба — бегуча. Утомились ростовцы ждать и тогда уж, когда и ждать перестали, прискакали разведчики с тревогой: «Идут!»
Завалы из свежесрубленных деревьев могли помешать коннице или обозу с пушками, но не пехоте.
Лисовский, догадавшись, что враг близок, сразу распорядился коннице свернуть в лес и обойти препятствие.
— Ударите им с тыла, — наказал он казачьему атаману. — Пехота идет прямо.
Едва там в зелени завалов замелькали головы переяславцев, рявкнула ростовская пушка и тут же затрещали ружейные выстрелы. И теперь, как ни странно, именно завалы служили переяславцам хорошей защитой. «А-а черт, — изругал сам себя Сеитов. — Не надо было делать этого». Но вслух скомандовал:
— Быстро заряжай!
На заряжание пушки да пищалей уходит слишком много времени. И поэтому едва стихла пальба, переяславцы поднялись в рост и кинулись в атаку, крича на весь лес обидное:
— Ребята, бей вислоухих лапшеедов!
Худшего оскорбления для ростовцев было нельзя придумать, и они не побежали, а напротив, двинулись переяславцам навстречу: «Сейчас мы посмотрим, кто вислоухий».
Зазвенело, заскрежетало железо, взматерились супротивники, более поминая отчего-то бедных своих матерей, наравне с чертями и другими срамными кличками.
И ростовцы выдержали первый удар, мало того, заставили переяславцев попятиться, настолько разозлили их оскорбления.
— Ага, мокрохвостые, — торжествовали ростовцы. — Так кто вислоухий?! А?
Но тут раздался тревожный вскрик:
— Братцы! Сзади!
И ростовцы увидели, что в тылу их выскочили на дорогу конные и, потрясая саблями, мчались на них.
Князь Сеитов, поняв, что это верная гибель всей дружины, скомандовал.
— Ребята, на прорыв! — и выхватил саблю.
Ростовцы прорвались, прорубившись через казаков, потеряв едва не половину своих ратников, особенно пеших. На окраине Ростова воевода, сам раненный во время прорыва, собрал уцелевших:
— Деремся до последнего, братцы.
Три часа еще продержались ростовцы, сражаясь с далеко превосходящими силами тушинцев и переяславцев, вдохновляемые бесстрашным воеводой князем Третьяком Сеитовым.
В это время женщины и дети бежали в последние прибежища, толстостенные каменные храмы. Особенно много их набилось В Успенский собор под защиту митрополита Филарета.
Плач испуганных детей, крики женщин, рыдания заполнили гулкое пространство, храма. Чтобы хоть как-то умолить рассвирепевших врагов, уже начавших стучаться в двери храма, Филарет велел служке подать хлеб и солонку и, держа все это в руках, направился к дверям, уже трещавшим под ударами топоров. Он понимал, что это не спасет, что хлебом-солью встречают друзей — не врагов, и все же решился защитить людей своим саном и хлебом с солью, почти не надеясь на милость.
Двери затрещали, рассыпались, и перед рассвирепевшими победителями предстал высокий митрополит в сверкающей золотом ризе и митре с хлебом и солью в руках.
— За мной только женщины и дети, я умоляю вас…
Ему не дали договорить, выбили из рук хлеб, рассыпали соль, с злорадными криками стали срывать одежды, митру. И, наверно, убили бы, если б не явился между переяславцами хорунжий Будзило: