— Не троньте его! Он родственник нашего государя.
Но переяславцы не отказали себе в удовольствии напялить на митрополита татарскую драную шапку и потертый засаленный армячишко непонятного цвета от старости.
По приказу полковника Яна Сапеги, отданному заранее своему воинству, за «сопротивление законному государю» город был подожжен, а уцелевших жителей погнали к озеру Неро «сажать в воду», не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков.
Ян Сапега достойно начинал свой кровавый путь по Русской земле, оставляя ей на века память о своем ясновельможестве. А пан Лисовский был достойным исполнителем этих людоедских приказов.
5. Упертые устюжане
Устюжна — невеликий город на реке Мологе — даже крепости своей не имеет. Основатели города рассуждали: «Мы за великими лесами, реками и озерами, ктой-то к нам сунется». Отчего и пренебрегли крепостью. А зря.
В державе началось такое, что у устюжан голова кругом пошла: Появился слух, что на Москве два царя образовалось. Был Василий Иванович и вот на тебе явился еще Дмитрий Иванович. Это что ж за порядок такой? Кому служить-то? И ведь спросить некого.
Воеводы нет в Устюжне, даже головы нет, хотя есть приказная изба, где сидит грамотей Алеша Суворов. Вспомнили про своего попа, позвали в приказную избу.
— Отец Саватей, кому многая лета поешь, ково во здравие поминать?
— Дык ясно кого, кому крест целовали — Василию Ивановичу.
Ну вот, сразу у устюжан прояснило, они под царем Василием Ивановичем. Но тут грамота из Вологды от воеводы Пушкина. Суворов тут же послал рассыльного Саву-хромого сзывать в приказную избу вятших людей, думать. Впрочем, если незваные явятся в избу — никого не выгонят, потому как в Устюжне любят думать всем миром, как говорит Сава: хором. Через какой-то час от рассыльного весь город знал, что пришла грамота аж из Вологды от самого воеводы Пушкина.
Желающих много сбежалось, в избе места всем не хватило, стояли на улице, топырили ладонями уши, чтоб слышать Алешин голос, читавший грамоту. Друг дружку пытали:
— Чего там? Об чем речь?
— Да вроде велит Дмитрию крест целовать.
— Вот те на! Мы, чай, не сумы переметные.
— Дык пишет, Ярославль уже присягнул ему, Костров вроде тоже.
— Что ни город, то свой норов, а Устюжна остается на чем стояла.
Горды устюжане, ничего не скажешь — мал золотник да дорог, им и Вологда не указ. В избе вятшие решают: как быть?
— Знаете, — говорит Алеша, — надо нам своего воеводу заиметь. Вот что значит грамотей, конечно, надо.
— Ну, конечно, на воеводу у нас никто не потянет, — сказал Богдан Перский. — А вот голову Устюжне надо.
И все согласились: Устюжне голова нужен, а уж воеводу где-нибудь выпросим.
Головой решили поставить уважаемого человека Солменю Отрепьева. Он было начал отнекиваться: не потяну я, не сумею.
Тогда Алеша Суворов предложил выбрать ему помощника:
— Давайте к Солмене присовокупим Богдана.
Перский согласился стать вторым головой, но изволил заметить:
— А знаете, Бог Троицу любит, давайте изберем и третьего. Нужен же нам грамотный человек.
И все поняли и единогласно проголосовали за третьего голову — Алешу Суворова. На что Сава-хромой тут же съязвил:
— Таперь начальство у нас навроде Змея Горыныча — трехголовое. — На это думцы снисходительно посмеялись: что, мол, с ушибленного взять, у этих рассыльных вечно язык наперед дела бежит.
Решено было первым долгом разослать грамоты — одну в Москву с просьбой прислать воеводу, вторую — в Вологду с ответом к Пушкину, третью — в Белозерье посоветоваться, как, мол, у вас? И четвертую — в Новгород к Скопину-Шуйскому просить у него подмоги и пороха.
Грамоты составляли три головы, Алеша Суворов писал. Ну в Москву ясное дело: «Нужен воевода, ратное дело разумеющий». В Вологду Пушкину, дабы не осерчал: «Грамоту вашу читали с Великим вниманием, спасибо, что не забываете Устюжну, о предложении вашем подумаем. В этом деле спешить — людей смешить». И не обидно и вроде с туманным обещанием: думаем. Сейчас Устюжне надо время выиграть. Прибудет воевода, пришлют помощь, порох, тогда устюжанам сам черт не брат.
А настрой у устюжан воинственный, тут же все кузнецы взялись оружие ковать, пищали ладить. Зимний день короток, потому и ночного времени прихватывают, при лучинах и факелах дубасят по наковальням.
Белозерцам, как ближайшим соседям, написали: «Мы все за Василия Ивановича. Если и вы за него, то пришлите нам подмогу. А вдругорядь и мы вас выручим».