Москва прислала воеводу Ртищева Андрея Петровича. И хотя пословица гласит: дареному кони в зубы не смотрят, устюжане решили посмотреть, кого там им Москва прислала. Попросили Андрея Петровича пушку зарядить и пальнуть из нее. Зарядил быстро и пальнул. Опять же пищаль дали: «А ну-ка из нее». И ее в два счета зарядил Ртищев и ворону, каркавшую на крыше, снял, от бедняги только перья посыпались.
— Меткач, — сказали устюжяне. — Нам такой воевода годится.
На общем сборе проголосовали единогласно. Однако, став избранным воеводой, Ртищев начал гонять устюжан, ко всем придираться:
— Почему у вас нет крепости?
— А на кой она нам?
— Как на кой? А враг придет, где в осаду сядете? На печках?
— Мы его к городу не подпустим.
Андрей Петрович только руками разводил:
— Ну и упертый же вы народ, устюжане.
Откликнулись на просьбу устюжан и белозерцы, прислали отряд в 400 человек под командой Фомы Подщипаева. Радовались устюжане:
— Ну теперь нас голыми руками не возьмешь.
Но Ртищев свое долбил:
— Поляки и литва в воинском деле весьма искусны, надо и нам сию науку осваивать.
Но ратные устюжяне не соглашались:
— А мы чем хуже, Андрей Петрович? На рати и научимся, — воинственно размахивали копьями, стучали саблями одну об одну, полагая, что этим нагонят страх на любого врага.
Но вот прискакал на мухортой лошаденке мужик с Батневки с новостью тревожной:
— Поляки идут, всех побивают, никого не щадят.
Посовещавшись с Подщипаевым, Ртищев решил вывести войско в поле и там встретить врага. Вывел. Исполнил, но ратники-устюжане, привыкшие все хором решать, подняли шум:
— Чего стоять без дела? Идем на Батневку, умрем за святую веру христианскую.
Ртищев жаловался белозерскому воеводе:
— Вот, Фома, я их драться веду, а они, вишь ли, помереть собираются. Ох, упертый народец.
Двинулись на Батневку и 5 января 1608 года под этой деревней и встретились с литвой.
Ртищев, носясь на коне вкруг войска своего, команду отдавал:
— Стройся ежом, ежом! Копейщики, вперед. Пищальники, пищали заряжайте! Фитили запаливайте!
Где ж их запалить на морозе? Пока кресалом искру на трут выбьешь, пока его раздуешь. А литва-то на конях уж вот она. От их сабель копья соломой ломятся.
Вмиг остался воевода без войска и без голоса, сорвал на морозе в бесполезном крике.
Прискакал Ртищев в Устюжну сам-пять, сполз с коня, вошел в приказную избу, увидел Змея Горыныча (т. е. Соломеню, Богдана и Алешу) да как заорет на них. А они и не слышат. Видят воевода в гневе великом, орет, аж жилы на шее вздуваются, а вместо крика шепот исходит. Алеша Суворов приблизился:
— Андрей Петрович, что с вами? — и ухо к нему поворачивает.
Змеей гремучей шипит ему Ртищев:
— Немедля крепость строить! Немедля!
— Но счас зима, что вы, — заикнулся Алеша.
Ртищев изо всей силы плетью по столу ахнул, словно из пистолета выстрелил:
— Крепость, я сказал!
Богдан Перский поинтересовался:
— А где войско наше, Андрей Петрович?
— Там, — указал вверх Ртищев, — куда ему шибко хотелось. У Всевышнего.
Все три головы Змея Горыныча рты разинули, наконец Соломеня вымолвил:
— Но такое войско…
— М-молчать! — зашипел на него воевода. — Дерьмо — не войско. Вы слышали, что я приказал? Немедленно, крепость!
Еще воевода Ртищев шепотом орал в приказной избе на Змея Горыныча, а уж вся Устюжна узнала: наших побили под Батневкой. Прибежавшие с воеводой рассказали.
И еще несколько дней тянулись в Устюжну уцелевшие, успевшие удрать в лес от занозистых польских сабель. Пробирались лесами, мерзли, голодали, надеялись дома отогреться, откормиться, отлежаться, наконец, на печках.
Ан нет. Застали Устюжну словно муравейник растревоженный. Город строил крепость. Все словно с ума посходили. И воротившегося, едва подкормив, тут же на дело гнали: «Какой отоспаться? Ты что, с луны свалился? Глянь на Андрея Петровича, он, воротившись, и часу не отдыхал».
Ртищева и впрямь не узнать было, почернел с лица, день и ночь носился по стройке, никому покоя и пощады не давал. Был безголос после злосчастной рати, но зол и даже жесток к нерадивым. Указывая кому-то, шипел:
— Здесь копай, отсюда и вон до туда.
— Андрей Петрович, земля-то железа крепче, ее…
Ртищев такому и договорить не давал, совал под нос кулак с плеткой и нес шепотом такой мат, что тот мигом все усваивал: разгребав снег, раскладывал огонь, оттаивал землю и долбил.
В лесу стучали топоры, визжали пилы, бревна свозили на площадь, где плотники рубили срубы будущих крепостных вышек, навесы, переходы, ворота.