— Но вот вы же не попали в плен.
— Я выехал раньше, ваше величество. И Николаю говорил, что с Мнишеками ехать опасно, за Мариной наверняка будет погоня. Он сказал: обойдется. Но не обошлось. Но я думаю, ваше величество, его присутствие в Тушине вам может пригодиться.
— Каким образом?
— Если вы двинетесь на Русь, через Олесницкого вы можете отозвать всех поляков из Тушина под свои знамена.
— Вы, пожалуй, правы, пан Александр. Иметь своего резидента в Тушине тоже не плохо. Еще раз благодарю вас за интересный разговор, пан Гонсевский. — Король поднялся с кресла, и Гонсевский понял, что аудиенция окончена. И откланявшись, удалился.
Послу, вернувшемуся из Москвы и сообщавшему очень ценные сведения, король не захотел говорить твердо: да я готовлюсь идти на Русь, хотя и не отрицал такого решения. Это надо обсуждать уже с военным человеком. И поэтому, вызвав адъютанта, Сигизмунд приказал ему:
— Скачите к коронному гетману Жолкевскому, скажите ему, что я хочу его видеть завтра после обеда.
Адъютант знал о неприязненных отношениях короля с коронным гетманом, и, видимо, на лице его Сигизмунд прочел тень легкого удивления или сомнения, потому повторил с раздражением:
— Да, да, коронного гетмана Жолкевского Станислава Станиславича.
— Слушаюсь, — отвечал адъютант и, щелкнув каблуками, вышел, забыв повторить приказание короля.
«Всякая букашка сует нос в мои взаимоотношения с гетманом», — подумал Сигизмунд.
Они, увы, действительно недолюбливали друг друга, хотя делали, в сущности, одно дело, заботились о могуществе Речи Посполитой, о ее интересах. И когда в 1607 году вспыхнул рокош против короля, возглавляемый Зебржидовским Николаем, именно Жолкевский встал на сторону Сигизмунда и в кровавой битве под Гузовым наголову разгромил мятежников. А Зебржидовского доставил во дворец к королю в оковах.
— Вот, ваше величество, главный рокошанец, делайте с ним что хотите.
Сигизмунд, едва удерживаясь от желания дать своему заклятому врагу пощечину, молвил как можно спокойнее:
— Четвертовать мерзавца, — и удалился.
Но накануне казни главного рокошанца Жолкевский, придя к королю, попросил:
— Ваше величество, я прошу отменить казнь Зебржидовского.
И королю, скрипя сердце, пришлось удовлетворить просьбу коронного гетмана. Куда денешься — победитель. «Впредь не надо сообщать день и час казни, — решил для себя на будущее Сигизмунд. — Слишком много у врагов высоких доброжелателей».
Вечером король призвал в свой кабинет сына. Когда Владислав вошел и поздоровался, Сигизмунд, занятый бумагами, молча кивнул мальчику на шахматный столик. Тот прошел к столику, присел возле и стал расставлять фигуры. Сигизмунд, с нежностью глядя на белокурую голову старшего сына, думал: «Господи, какой из него царь. Да они там съедят его и не подавятся. Нет-нет, нельзя его отдавать на Москву. Вот если самому…»
Король, подписав наконец последнюю бумагу, прошел к шахматному столику.
— Ну что, сынок, сыграем?
— Сыграем, — привычно ответил мальчик, выставляя два кулачка с зажатыми в них пешками. — В какой руке?
— В левой.
Владислав разжал кулачок, в левой была черная пешка.
— Ну что ж, начинай, — сказал Сигизмунд.
Мальчик сделал ход королевской пешкой, освобождая путь королеве. Черные зеркально повторили этот ход. Сигизмунд никак не мог полностью отдаться игре, хотя за прошлое поражение ему хотелось взять реванш. Мысли все время возвращались к Москве: «Шуйский призвал на помощь шведов, значит, дела его совсем плохи. Но ведь он же знает, что шведы — заклятые враги Речи Посполитой. Выходит, он лезет в ссору со мной. Для меня это прекрасный повод объявить ему войну и отобрать наконец Смоленск, а Москва сейчас, как никогда, ослаблена смутой».
— Папа, я беру твоего коня, — сказал Владислав.
— Хы, — взглянул на доску Сигизмунд. — Это я зевнул.
— Не зевай, — посоветовал сын.
«Ты гляди, 14 лет, а играет совсем неплохо. Но все равно в цари рано ему. Что же делать? Случись что со мной, короны ему не видать. В Польше король выбирается, дурацкий закон. Тогда если его сделать царем, если сделать царем… Тогда он очень просто может занять польский престол, заставит ясновельможных силой проголосовать за него. Будет сильным — выберут».
— Шах, — сказал Владислав.
— Экой ты прыткой, Влад. Куда ж мне?
— Вон туда в угол, больше некуда. Вы позвали меня играть, — заметил сын. — А сами о чем-то постороннем думаете.