— Коло-о-о! Коло-о-о! Гетмана-а! Гетмана-а!
Рожинский разослал своих адъютантов сзывать своих сторонников. И они сбегались, кучкуясь около высокого крыльца, на котором стоял бледный и измученный раной гетман Рожинский.
— Роман Наримунтович, мы с тобой.
Толпившиеся на площади перед избой зачинщики прикатили откуда-то бочку, поставили ее на попа и на нее сразу же полезло несколько желающих сказать свое слово.
— Стерви-и, — шипел на них Тышкевич, — не все сразу, по очереди.
Сам Самуил и не думал влезать на нее, по старой памяти все еще опасаясь Рожинского, хотя и видел уже его бессилие.
И так случилось, что сторонники гетмана столпились у высокого крыльца воеводской избы, а противники клубились на площади вокруг бочки.
— Скажи, ясновельможный гетман, — кричал жолнер, завладевший бочкой. — Для чего ты выжил царя с царицей? А?
— Я их не выживал, они сами…
— Громче-е! — вопила площадь.
И тут из-за спины гетмана явился Заруцкий, зычно крикнул:
— Заткнитесь и услышите. Гетман недужен, кричать не может.
Шум несколько стих, и Рожинский повторил свой ответ:
— Они сами уехали.
— А отчего уехали? — допытывался жолнер с бочки. Но в следующее мгновение его уже столкнул казак:
— А почему ты, пан Роман, не даешь нам уйти к государю?
Но с крыльца уже закричал кто-то другой, опередив гетмана:
— Да вались ты к своему Дмитрию, целуй его в задницу.
И тут пошло. На крыльце и на бочке выпрыгивали один за другим, как черти из-под лавки, доказывали, предлагали, спорили:
— Не нужны нам цари: ни Дмитрий, ни Шуйский! Без них обойдемся.
— Как не нужны? А кто жалованье платить будет? Гетман? Так у него в кармане вошь на аркане.
— Га-га-га… Гы-гы-гы…
— Чего ржете, жеребцы? Жареный петух в задницу клюнет, заплачете.
— Надо идти до короля. Он зовет.
— А кто наградит за прошлые труды? Король? Дудки.
— В Калугу надо до Дмитрия Ивановича, он зовет, он рассчитается.
— Пошел ты со своим Дмитрием Ивановичем. Надо за Волгу итить.
— А что ты там потерял за Волгой?
— Там есть чего взять, дурень. А то король думает нами заслониться от царей. Вот пусть разберутся: кто кого. Тогда мы и воротимся.
Чем дальше, тем неуправляемее становилось коло, словно по кочкам катилось.
— Братцы-ы, надо разбегаться, — голосила бочка.
— До короля, до короля! — выло крыльцо.
— Предатели, предатели!
— Вы сами переметчики, сумы переметные!
— Государь велел жмякнуть гетмана!
И со стороны бочки грохнул выстрел, пуля, взвизгнув над самой головой Рожинского, впилась в верхнюю косячину входной двери. Гетман и пригнуться не успел. И сразу затрещали выстрелы с обеих сторон. Шмелями зажужжали над головами пули. И тут народ кинулся врассыпную. Мгновенно опустела площадь, обезлюдило крыльцо, осиротела бочка.
Рожинский, морщась от боли в раненом плече — его кто-то толкнул об косяк, когда они под свист пуль кинулись в избу, — ругался:
— Тышкевич-негодяй был там у бочки. А? Это каково, пан Александр?
— Надо уходить, Роман Наримунтович, — отвечал Зборовский. — Уходить, пока мы не перестреляли друг друга или не прихватил нас тут Скопин.
Заруцкий, стоя у окна, молча тер шею, на ладони была кровь.
— Иван Мартынович, — спросил его Зборовский, — тебя зацепило, что ли?
— Да щепка отлетела от косяка и по шее мне.
— Ну щепка — не пуля. Кто там начал стрелять, вы не заметили?
— Черт их знает.
— Кто-то из ваших казаков.
— Возможно, — согласился Заруцкий. — Там их было больше половины.
— Они, ясно, уйдут в Калугу, — сказал Рожинский. — А вы, атаман Заруцкий?
— Что я там потерял?
— Значит, вы с нами?
— Разумеется. У короля под Смоленском отряд донцов, мое место там, возле них.
— Да, выбор невеликий, — вздохнул Зборовский. — В Калуге — дурак, в Кремле — мерзавец.
— Под Смоленском тоже не Македонский, — съязвил Рожинский.
— Но и на небо рано, — в тон ему ответил Зборовский.
— Александр Самуилович, распорядись там, пусть позовут Тышкевича и Меховецкого.
— Вы думаете, они явятся?
— Чем черт не шутит, паны все же.
Зборовский послал рассыльного звать панов Тышкевича и Меховецкого. Однако тот, воротившись, доложил:
— Меховецкого не нашел, а Тышкевич сказал, что с предателями не хочет иметь дело. Они уже там в обозе возы запрягают.
— Возы? — насторожился Рожинский.
— Да. На Калугу сбираются.
Гетман скрипнул зубами — не то от собственного бессилия, не то от разбереженной раны.