— А если я приведу их на хвосте?
— За это не бойся. Здесь они и останутся. С богом, Моисей, желаю удачи.
Воинам велено было захватить с собой по торбе овса на каждого коня. Дружине приказано ехать как можно тише, без лишнего шума: громко не разговаривать, не петь, не смеяться, оружием по возможности не бряцать: «Едем шажком да тишком, чтоб до боя коней не сморить».
Сам князь Скопин ехал впереди с шурином своим Головиным Семеном Васильевичем. И тоже старался блюсти тишину. Вечером, где-то на полпути между Серпуховым и Тулой, князь остановил дружину, собрал сотских, сказал:
— Здесь заночуем, если враг позволит. Коней на попас не пускать, разнуздать, задать овса в торбах и ослабить подпруги. Седел не снимать. Выставить в обе стороны дозоры, в лагере сторожей. Ратников предупредите спать в пол-уха, быть готовыми в любой миг «на конь».
— Костры можно разложить?
— Ни в коем случае, пусть пожуют сухомяткой.
Ночью появился гонец от Глебова.
— Ну? — встретил его в нетерпении Скопин. — Дошли до Тулы?
— Нет. На Вороне стоят воры, похоже казаки.
— Много их?
— Не менее тыщи, а может, и две.
— Что делают?
— Когда я отъезжал, кулеш варили, коней поили.
— Вас не обнаружили?
— Пока нет.
— Сколько отсюда до них?
— Верст восемь — десять.
— Ворочайся к Глебову, пусть глаз с них не спускает, мы будем, как он и не чает.
Гонец уехал, Скопин сказал Головину:
— Ну что, Семен, до полуночи кони отдохнут, поедят, и мы тронемся.
— А люди?
— Что люди?
— В полночь самый сон.
— Доспят после драки. Нам важно не дать доспать ворам. На зорьке-то сон еще слаще, вот мы его и подсластим.
После первых петухов, прооравших где-то за лесом, Скопин велел потихоньку будить ратников, готовить коней к выступлению. Собрав сотских, сказал:
— Идем рысью, воры недалеко. Нападаем с ходу.
Но не удалось дружине подобраться к спящему врагу, как мечталось воеводе. У казаков слух чуткий, сторожа заслышали на тихой зорьке топот сотен копыт, подняли атамана:
— Тимофеич, кажись, москали скачут.
— А ну буди хлопцев, — скомандовал тот. — Поднимите трубача. — Молодой невыспавшийся казак никак не мог приладиться к трубе. Атаман огрел его плетью, и он сразу приладился:
— Ту-ту-у-у, — взревела труба. — Ту-ту-ту-ту-у-у! — Сигнал этот донесся до Скопина, он догадался, что их обнаружили. Внезапности не получилось и князь приказал:
— В слань!
Они выскочили к казачьему лагерю, хотя и растревоженному, но пока не готовому к настоящему сопротивлению. Некоторые еще бегали по полю, ловя спутанных коней. Скопин на скаку крикнул Головину:
— Семен, отсекай их! Отсекай отход.
Сеча была недолгой, но ожесточенной. Казаки не выдержали и отступили на Тулу, смяв группу Головина.
Скопин не стал их преследовать, чтоб самому не угодить в ловушку. Велел считать потери, перевязывать раненых. Вскоре ему доложили:
— Двадцать наших убито, около сорока раненых.
— А воров?
— Их пока не посчитали, но гораздо больше.
Подъехал Головин, зажимая правое ухо.
— Что, Семен?
— Зацепило стрелой.
— Хорошо хоть «зацепило». Чуть бы левее…
Узнав о потерях, Головин заметил:
— Ровно столько потерял Александр Невский на Неве в бою со шведами.
— Внезапность нападения сослужила ему тогда. Нам не удалось, слишком далеко на зорьке слышно.
— И все равно они еще не успели исполниться толком.
К вечеру подошел царь с основными силами. Узнав о победе, искренне порадовался:
— Молодец, Миша, дай Бог и далее нам такой удачи. — Однако атаковать с ходу город царь не решился: — Не хочу людей даром терять. Эвон сколь у них пушек на стенах. Возьмем измором.
Тула была полностью окружена, перед всеми воротами установлены пушки, заряженные картечью.
Первое время осажденные беспокоили московское войско пушечной стрельбой, не принося большого вреда. Но все равно Шуйский приказал отодвинуть «кольцо» от стен. Несколько попыток осажденных прорвать это «кольцо» кончались неудачей, как правило, их встречали картечью и ружейным огнем.
Среди начальных людей в самой Туле с первого дня начались разногласия. Хотя и был в городе свой царь Петр Федорович, его почти никто не слушал. А Болотников откровенно осуждал его действия:
— Это ж надо, собрать в один город все дружины.
Он не знал, что это было предложено князем Шаховским, а тот не хотел сознаваться в своем авторстве, даже иногда поддакивал Болотникову: